Империум человечества: Омнибус

Торп Гэв

…мыслей и психических сил, слепленных воедино в линзу, дуэт, глаз, что катится по донжону, углубляется в него — мимо границ зала в центре Башни, где раскаленное синее пламя изрыгает шоковые разряды; через желоба, по которым текут данные, переведенные с языка варпа на язык электронов; и дальше, по Главному проспекту, прямо в ужасающее сплетение насилия и страданий. Это не простые алые муки, как в доках, но замысловатая «кошачья колыбель» яркой боли в нервах и глубоких душевных терзаний. Кружатся образы: зеленый и кремовый, сталь и грубый смех, и тут же вспыхивают разумы, соединенные дуговыми разрядами агрессии, черно-зелеными и трескучими, обдирающими, как наждачная бумага. Чей-то голос

вздымается и стонет в их общем сознании…

— Кровь Жиллимана, что это было?! — Кальпурния выхватила пистолет, когда из пустоты метнулся перепуганный крик.

— Что-то из восприятия астропатов, что-то, получаемое ими из самого воздуха Главного проспекта, — голос Ангази был скован страхом. — Надо остановить это. У меня есть снадобья, которые прервут транс…

— Нет! Мы слишком близко! — у Ширы блестели глаза. — Я была права, чтоб мне сгинуть, права! Пусть идут по следу. Что они воспринимают?

На платформе скользовика начал образовываться лед. В пространстве между псайкерами возникали радуги, будто воздух насытился влагой, но эти «радуги» постоянно меняли цвета, становясь то слишком яркими, то слишком тусклыми, и на них неприятно было смотреть.

…стонет в их общем сознании, и призраки восстают из воздуха, из палубы, из прошлого. Содрогающиеся пучки мыслей, удерживаемые вместе грубой силой воли или стальными болтами веры, а не холодными симметриями псайкерской дисциплины или безболезненным белым огнем Трона, дарованным при Связывании души. Вот ряды бритвенных лезвий, раскаленных до вишнево-алого жара, с лязгом раскрываются и захлопываются подобно зубам — это пугающая ревность, что жаждет воплотиться в насилии. Тут же парят самонадеянность и грубое, но сдерживаемое высокомерие, а затем, затем, затем… туго сплетенная цепочка мыслей, которую так сложно разделить на пряди. Мужчина? Женщина? Повелитель и его женщина? Тонкое причитание, будто голос злобного призрака, мимолетное воспоминание о клинке — как он выглядит, как же он выглядит? Всё эфемерно, словно паутина, всё исчезает в мгновение ока, отброшенное пробудившимся вслед за памятью насилием, и псайк-след колеблется…

— Арбитр… — произнес Шевенн, и по радугам пошла рябь. Следующих слов астропата никто не разобрал, но он послал им образ: цветные дуги на мгновение сплелись, воссоздав металлический блеск клинка.

— Да. Да. Мы у цели, — Кальпурния тяжело дышала. Её охватило приятное, почти наркотическое возбуждение.

…колеблется, раздражающе неуловимый, словно шепот, проносится ветерком по извилистым коридорам и уже царапается в обереги и клети, гексаграмматические барьеры которых поблескивают, будто сковывающий лед, под зыбким скалобетоном стен. Здесь след напоминает последнее пятнышко лунного света, тихий звук бегущих ног, послеобразы странного потока мыслей, и, резко бросаясь вперед, он замечает стены и отводы впереди. Неким образом развернувшись, восприятие астропатов попадает в ловушку рекурсии, но тут появляется нечто знакомое, известная им мелодия. Она испускает иные образы, словно вспышки на умирающем солнце, а со всех сторон наседает жестокая пустота, но жертва только начинает видеть в ней приближающуюся смерть. Мелькает седовласая голова в венце из обреченного раскаяния, затем витраж, изображающий судью в черном и багровом.

А затем астропаты уже пытаются освободиться от следа, пока страх растет, становится голодным и цепляется за края их разумов. Защита начинает проседать, и пенящаяся чернота снаружи холодит их медью, гнилью, розовой плотью и синим пламенем. Им нужно бежать, они вырываются, вырываются…

— Святые и примархи, арбитр, нужно немедленно заканчивать! Их разумы обрели некую синергию, которую я едва способен осознать.

Они слишком разогрелись, слишком разогнались!

— Мы узнали всё необходимое?

— Умоляю вас, мэм, поверьте мне, нужно прервать транс сейчас же!

…и НЕ МОГУТ вырваться, потому что нечто поймало их, протянуло тонкую веревочку поперек дороги, и они запнулись, потеряли равновесие, полетели кувырком и их гармония сгинула. Резкий вкус, хищный, едкий, расползающееся, темнеющее пятно, а потом…

— Прерывайте. Вытаскивайте их как можно быстрее.

…потом начинается: шок, и непрозрачные дымки, и серая тяжесть подавителей, когда Ангази запускает свои машины, а чувства уже уплыли так далеко от грубых плотских тел. Гармония исчезла, гармония расколота, и разум Шевенна отступает, ускользает за щит его воли, подкрепленный молитвами. Аншук остается один, он не слышит голоса успокоителя, который пытается начать литанию сосредоточения, и не может найти путь домой — происходит то, чего всегда боялся астропат. Раньше он с ужасом представлял, как однажды сгинут его чувства, все до последнего, и разум, медленно рассыпаясь, будет дрейфовать без руля и ветрил, пойманный между ведьмоотводов, что терзают мысли подобно раскаленным осколкам стекла. Или же достанется бурлящей тьме…

Шевенн сел, гримасничая, и вплел свой голос в напев Ангази. Тем временем Аншук трясся в кресле, кровь текла из-под затычек в глазницах и ломких ногтей.

Кальпурния с отвращением учуяла едкую вонь: ряса астропата начала гореть, обугливаясь. Он содрогнулся вновь, подскочил над креслом и остался там, паря в положении, невозможном для человеческого тела…

(Тогда закричал Ангази, объятый беспримесным страхом, у Ширы закружилась голова от удара яростной псайк-волны, а Шевенн схватился за разъемы в черепе).

(Тогда в надзорном зале раздался мерзкий лязг тревожных колоколов, а мастер-дозорный Голоса-в-Огне вздрогнула в своей клети и начала лихорадочно выкрикивать приказы, видя мысленным взором скручивающийся узел энергии).

(Тогда регенты и успокоители астропатических хоров под гнездами увидели руны, вспыхнувшие на панелях оповещения, и заставили подопечных удвоить усилия в пении, чтобы направить волны психической силы вверх, в «насесты», а также укрепили себя и своих псайкеров в ожидании любых последствий).

(Тогда быстрая череда призрачных образов промелькнула по всей Башне, так, что некоторые из них исчезли раньше, чем их успели ощутить, а другие вспыхнули в разумах астропатов на неуловимое мгновение. Каппема увидел, как облака кислотного дождя собираются в неведомом ему небе. Туджик увидел столп едкого дыма в чистом воздухе и на миг испытал жуткую потерю равновесия. Астропат Анкин взвыла, когда на самом её сознании отпечаталось пылающее клеймо в форме ведьмоотводов. Астропат Элин, сидевший в Гнезде Огненного Дозора, зацепил разумом мыслеобраз «Судья в черном и багровом», после чего выпустил его в направлении звезды, даже свет которой почти не достигал Бастиона).

…и раздался выстрел.

Всё закончилось. Аншук рухнул в кресло бесформенной грудой конечностей и зеленых одеяний. Витифер, имени которого псайкер так и не узнал, спокойно опустил пистолет и вернулся к привычному бдению.

Глава тринадцатая

В начале сеанса стражи и апотекарии достаточно далеко отошли от скользовика, чтобы их присутствие не мешало деликатному процессу переплетения разумов псайкеров. Когда металлические паутинки, вдавленные в их талисманы, начали теплеть, а тревожные авгуры загудели подобно камертонам, служители Башни задвигались и заволновались. Они перепроверили защитные печати и снаряжение, а затем, получив из надзорного зала отчаянные сообщения о том, что сеанс вырвался из-под контроля, немедленно бросились вперед.