Империум человечества: Омнибус
Шрифт:
— Духовные дела на поверхности, брат?
— В некотором роде. — заёрзал в своём сиденье Габреус.
— Я бы, естественно, вызвался сопровождать вас, но… — начал он извинения, но Граян прервал его.
— Ладно, ладно! С этим мы разберёмся. Полетели.
Ассирион был впечатляюще обустроенным местом. Его улицы были вымощены жемчужным мрамором, ярус за ярусом возвышались его башни, развевались рекламные вымпелы, сообщающие о различных предоставляемых в округе услугах. Трепеща от бриза, вышитые на шёлке хмурые глаза казались живыми. Граян уже решил отправиться с навигатором в резиденцию Паламы, как Шивания решила всё-таки
Шивания расширила все свои чувства, чтобы объять всё, что они встречали, постоянно благоговейно комментируя. Солонэйц чувствовал, что это скоро начнёт действовать Граяну на нервы.
Дом Палама располагался в сердце Ароматного квартала. Это был широкий серый левиафан, со множеством низеньких пристроек. Воздух был так обильно наполнен ароматами духов, что глаза Граяна и Солонэйца начали слезиться. Шивания не испытывала этого дискомфорта.
Когда Граян с компаньонами подошли к взмывающему ввысь главному входу, подчёркивающим своей классической простотой элегантность здания, показался надменный слуга, и провёл их в изысканно меблированный салон, находящийся в передней части дома. Было подано белое ароматизированное вино, и нежные, пахнущие местными цветами вафли. Шивания воскликнула, что Саломея Нигра, должно быть создана исключительно для удовольствия астропатов.
— Стимул для носа, для носа! — восторгалась она.
— Кто нуждается в физическом зрении в таком месте?
Граян и Солонэйц, всё ещё вытирая глаза платками, были склонны согласиться с ней.
Когда назначенное время пришло, состоялся торжественный выход Гвидо Паламы. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, с его симпатичного лица не сходила улыбка. После коротких вежливых вопросов гостям о путешествии, здоровье и впечатлениях о городе, он немедленно перешёл к делу.
— Итак, — сказал он, откинувшись на шелковую подушку спинки стула — Вы обратились с мольбой к Тёмной Леди Нефенте!
Гвидо взял с тарелки бисквит и стал задумчиво его покусывать. Граян с Солонэйцем выжидающе наклонились вперёд.
— Моя семья хранит эссенцию мистического цветка столетиями. — продолжил он. — Mysteria Hypno Morta, это молитва, её имя как молитва! — он вздохнул.
— Мы зовём её «лакримата», лунная кожа, последнее дыхание любимой наложницы. Mysteria — тёмная дева скрытых пещер. Благоухающее, хрупкое соцветие, мимолетный поцелуй которого — духовная отрада, чей горький сок — забвение! — улыбаясь закончил он.
Солонэйц решил, что эта речь — обычное расхваливание товара. Всё-таки в незатейливой правде недостаёт романтики. Семья Палама выращивала в подземных катакомбах редкие цветы, духи из которых были сильным наркотиком, а эфирное масло при проглатывании было смертельным ядом. Также, это можно было продать в этой части Империума за воистину возмутительные суммы. Естественно, такое честное описание не заинтересовало бы Грайана в покупке, но был ли смысл беспокоиться об этом? Семья Палама была очень разборчива в выборе покупателей своего товара. Тот факт, что Граян был здесь, уже свидетельствовал о том, что сделка была заключена кланом
Солонэйц заметил, что Гвидо пристально на него смотрит.
— Вы, конечно же, хотите увидеть… Своими глазами. — сказал тот, широко улыбаясь.
Доступ в катакомбы осуществлялся через единственную дверь в сердце мастерских Палама. Фиолетовые светящиеся полоски озаряли каменные ступени, ведущие во влажную мглу. Шивания проскользнула рукой под руку Солонэйца, когда они спускались.
— Чувствуете её запах? — прошептала она. Навигатор почувствовал её дрожь.
— Это то, зачем вы пришли сюда? — спросил он вполголоса. Это было возможно. Астропаты, будучи псайкерами, были повёрнуты на всём мистическом, и потому наверняка питали интерес к лакримате. Шивания сжала его руку. Она не ответила на вопрос.
— Здесь ложе младших дев. — произнёс Палама, когда они достигли дна. Террасы торфяной почвы, чёрные как могильная грязь, простирались в полумраке, едва освещаемые бледными звёздочками, самими цветками.
— Mysteria Puella, — сказал Палама. — Она предназначена для теплых глоток дам из великих домов. Декорация, едва подобная запретной чувственности своей старшей сестры.
Он сорвал одно соцветие и преподнёс Шивании.
— Это для вас, моя дорогая. Зажмите её и между страницами вашего mеа libra, и она будет приветствовать вас благословениями, когда вы будете записывать свои размышления.
— Благодарю вас, сэр! — сказала она, осторожно нюхая цветок.
— Ммм. Понюхайте, Солонэйц.
Он наклонился ощутить аромат. Первая нота была яркой и фруктовой, потихоньку убывающей к флиртующей ароматом телесного мускуса, чтобы потом подняться к финальному крещендо буйных весенних цветов.
— Великолепно! Думаю, вы уже с нетерпением ждёте момента, когда будете делать новую запись.
Палама повёл их дальше в колыхающуюся темноту. Кожу Солонэйца покалывало со странным возбуждением. Он чувствовал, как будто тысячи вздыхающих творений ночи, беспокойно шевелились на чёрных атласных диванах вокруг него. Вампирическая красота скрывалась от взгляда под ядовитой завесой плоти наркотического цветка.
— И вот, — благоговейно прошептал Палама. — Будуар самой леди. Осторожно, друзья мои, она спит и видит сны.
Солонэйц услышал вздох Граяна. Сам он пока сдерживал дыхание, но это продолжалось недолго. Перед ними раскинулась мрачная крипта, уходящая в бесконечность. Её ярусы извивались между массивными колоннами и арками. Каждый ярус был переполнен, или скорее брюхат зловредными и живыми, изогнутыми и мерцающими побегами. Цветок на цветок, сестра карабкалась на сестру, заглатывая, душа, выпуская распухшие гирлянды присосок с ароматическими почками.
Солонэйц подавил стон. Колдовской эликсир бурлил и извивался на языке, в горле, спустил вниз твёрдые пальцы, снующие в животе и пахе. Это был не просто каданс, а суматошная симфония ароматических нот. Первая из них, также была наполнена фруктами, но перезревшими, это было головокружительное извержение осени. Дальше аромат с вожделением простирался к лесному краю мускуса и сандала, приправленных циветом и амброй. Затем наступал оргазмический рост к буйному крику весны, тут были жасмин, златоцветник и кремовая роза. Цветы плоти. Солонэйц судорожно сглотнул, голова кружилась от аромата, опустошавшего его чувство реальности, не говоря уже об органах чувств. Сбоку неподвижно стояла Шивания. Её рука, которой она держалась за Солонэйца, обмякла.