Империя Греха
Шрифт:
В квартире темно, тихо, что отличается от обычного, или, по крайней мере, с тех пор, как я стал приходить сюда на регулярной основе. В обычные вечера Анастасия либо негромко подпевает своим любимым песням, либо молча слушает их, печатая на ноутбуке. В любом случае, музыка будет звучать громко.
Ни одного из этих сценариев нет. Нет ни музыки, ни звуков печатания, которые я начинаю ассоциировать только с ней.
Дефектная тишина постепенно сменяется чем-то более грозным и зловещим.
Конечно, когда я подхожу к шкафу, я вижу, что она запихивает одежду в сумку, ее лицо раскраснелось, а движения спорадические.
Я нажимаю на включатель.
— Что ты делаешь?
Анастасия вскакивает, ее дикие глаза встречаются с моими. Сегодня на ней нет очков, и она выглядит такой юной и хрупкой, как роза, которую можно сломать одним прикосновением.
Ее грудь поднимается и опускается с тяжелыми вдохами, которые она, кажется, не может контролировать.
— Нокс.
Мое имя — это призрачный шепот на ее губах, звук, который она, кажется, не может контролировать.
Она прочищает горло.
— Разве ты не должен быть на встрече?
— Она закончилась. — ложь. Я ушёл пораньше, притворившись, что у меня неотложные дела, и, судя по тому, что я вижу, я рад, что сделал это. — Куда ты собралась?
Она сглатывает несколько раз подряд, ее короткие ногти впиваются в ремешок сумки.
— Прочь.
— Куда?
— Просто куда-нибудь подальше. Я ухожу.
Чувство обреченности, возникшее ранее, врезается в мою грудную клетку, и слепое чувство гнева распространяется по всему кровотоку.
— Как будто, блядь, ты уйдёшь.
— Ты не можешь говорить мне, что делать.
— Ну, я говорю. И ты никуда не уйдешь, Анастасия.
— Все это должно было быть временным.
— Все это?
Она вскидывает руки вверх.
— Секс, договоренность, я здесь. Все это. Я никогда не должна была остаться.
— Ну, я говорю тебе, что ты останешься, хочешь ты этого или нет.
Влага собирается на ее нижних веках.
— Ты... не понимаешь.
— Я понимаю, прекрасно. Ты вновь убегаешь, как убегала из своей предыдущей жизни, потому что это то, что ты делаешь лучше всего, верно? Уходишь. Сбегаешь. Постоянно, блядь.
Она отпускает сумку, позволяя ей упасть на пол, и подходит ко мне.
— Ты не имеешь права стоять здесь и осуждать меня, когда понятия не имеешь о моей жизни.
— И чья это вина? Это ты прячешься на вершине бега.
— Это не твое дело.
— Я делаю это своим делом, моя маленькая обманщица. Неужели ты думала, что я буду стоять в стороне и позволять тебе сбегать, будто меня никогда не было?
— А зря.
— Подумай еще раз,
Ее плечи горбятся, когда она сама приходит к такому же выводу. Возможно, мы вместе всего несколько недель, но она знает меня лучше, чем кто-либо другой.
Она знает, что я этого не оставлю.
— Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит, вместо того чтобы выбирать путь бегства?
— Я не могу.
В ее голосе звучит такая боль, такое поражение, словно вся тяжесть мира осела на ее стройные плечи.
Поэтому я смягчаю голос:
— Это как-то связано с твоей семьей?
— Ты не должен знать.
— Значит, связано. — я сделал паузу. — Так вот почему замок испорчен. Здесь кто-то был?
Она напрягается.
— Н-нет.
— Ты такая плохая, блядь, лгунья. Кто здесь был?
— Никого.
Моя рука вырывается и обхватывает ее горло. Так я могу прижаться к ней, чтобы не дать волю своему гневу, потому что этот ублюдок уже на грани того, чтобы сжечь все на своем пути, пока мы разговариваем.
Ее глаза переходят на мои, и хотя они карие и фальшивые, эмоции за ними не такие. Их множество, они то поднимаются, то опускаются. Я не узнаю их все, но узнаю самую заметную — страх.
Не меня — по крайней мере, я надеюсь, что нет.
Но он есть, и разъедает что-то внутри нее.
И во мне.
Никогда не думал, что когда-нибудь буду общаться с другим человеком, кроме моей сестры-близнеца. Никогда не думал, что буду чувствовать ее эмоции еще до того, как она сама их осознает.
Но в этот момент, прямо здесь, я знаю, просто знаю, что сделаю все, чтобы эти эмоции ушли.
— Анастасия, я здесь на твоей стороне, так что не заставляй меня принуждать тебя говорить. Кто здесь был?
— Ни... никто...
Теперь это шепот, причем призрачный.
Я крепче прижимаю ее к себе, подушечки моих пальцев впиваются в чувствительную плоть ее бледного горла. Когда я говорю, то произношу низким предупреждающим тоном.
— Анастасия...
— Просто оставь меня в покое, Нокс. — слеза скатывается по ее щеке. — Отпусти меня.
— Нет.
— Почему? Какого черта ты продолжаешь держаться за меня?
— Потому что я еще не закончил с тобой.
И, вероятно, никогда не закончу. Но я не произношу эту мысль вслух, чтобы не вывести ее из себя так же быстро, как она пускает корни внутри меня.
— А что, если я закончу с тобой?
— Сначала ты должна понять это в первую очередь, и даже если ты закончила, я снова тебя завоюю.
— Даже если я причиню тебе боль?
— Даже если ты причинишь мне боль.