Империя Масок
Шрифт:
Мельсендре, казалось, печально смотрела на него, и Мишель понял, что она догадалась о чем-то по его молчанию.
— Он внес в список сумму — и по настоящему крупную сумму, нужно сказать. Должно быть, он был достаточно высокого мнения о тебе, — она вздохнула. — И он был прав. Ты стал защитником Селины.
— Да. Я — защитник императрицы, — сказал Мишель. — А ты служишь Гаспару. Интересно, почему же я до сих пор жив?
— Потому что после смерти тебя бы признали мучеником, убитым великим герцогом. А это было бы расценено как злодейское предательство, — ответила Мельсендре, снова приседая около него. — Но ты жив, и
Несмотря на свою победу, она не выглядела радостной. Наоборот, её улыбка слегка ослабла, когда она отвела взгляд от его глаз.
— Я скорее умру, — отозвался он.
— Я знаю, — кивнула она и глубоко вздохнула. — И, так или иначе, это была бы большая потеря. В моей жизни было немало боёв, и я совершенно точно могу сказать, что ты был рожден для владения мечом. Какая разница, аристократ ты или нет?
Она горько покачала головой.
— Я веду Игру лучше большинства придворных, и я же — ублюдок доярки и солдата, что был в увольнении. Всё что нам говорят — ложь. А лгут нам, чтоб мы знали своё место.
— Возможно, — Мишель пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным. — Но мы все же пробились.
Мельсендре снова грустно улыбнулась.
— Твоей хозяйке, по крайней мере, не безразличны судьбы простолюдинов. Это достойно уважения. Я слышала, она заставила университет принять в ученики мало того что простолюдина, так еще и эльфа... Ах, вот оно что.
Её печаль вдруг улетучилась, и к ней снова вернулась её самодовольная кошачья улыбка. Мишель выругал себя за то, что он, дурак, позволил себе завязать разговор с орлесианским бардом и решил, что сможет вызвать её сочувствие. Холодное всеобъемлющее чувство страха нахлынуло на него, но лицо его осталось бесстрастным.
— Что?
— Я уже говорила, что выросла на ферме.
Теперь Мельсендре сидела рядом с ним, словно они были старыми друзьями.
— Жизнь там была ужасно унылой, поэтому я сбежала при первой же возможности и начала жить по-новому. Даже имя сменила. Уверена, ты сочувствуешь, — она игриво толкнула его локтем. — Но я до сих пор помню кое-что. Когда скрещиваешь белую корову с чёрным быком, телята получатся с чёрными и белыми пятнами. Когда скрещиваешь серую кобылу с чёрным жеребцом, жеребёнок получится серый... Однако он может, когда вырастет, произвести на свет чёрного жеребёнка. Словно небольшое количество чёрного остается в крови. Так происходит у рогатого скота, лошадей, и... Ну, в общем-то, у всех.
Она знала.
— Но когда человек, — продолжала Мельсендре таким тоном, будто обсуждала погоду, — сходится с эльфом, их потомок всегда будет человеком. Никаких эльфийских ушей, больших красивых глаз — обычный человек. Его невозможно отличить от других людей, — она посмотрела на Мишеля и добавила: — Если только он сам себя не выдаст.
Мишель сглотнул.
— Гаспар хотел тебя устранить и велел мне найти информацию, которую он мог бы использовать против тебя. Однако он также велел не убивать тебя, если только в этом не будет необходимости. Он такой джентльмен, — ухмыльнулась она. — Он будет ужасно рад, когда я расскажу ему, что ты простолюдин и прячешься за чужим именем. А представь, что он сделает с Селиной и её придворными, когда я скажу ему, что ты ещё и сын
Она произнесла это жеманно, с такой улыбкой, словно выведала грязный маленький секрет. Довольная собой, она ждала от Мишеля мольбы о милосердии или предложения сделки получше. А может, она опять играла с ним, выискивая способ получить больше информации, словно хорошо обученная шпионка и интриганка, кем она и являлась.
Сэр Мишель изо всех сил ударил её лбом в лицо. Она отшатнулась, а он перекатился на спину и, опустив руки вниз, провёл их под согнутыми ногами. Руки были все ещё связаны, но он дотянулся до головы Мельсендре. Он накинул петлю ей на шею и начал затягивать верёвку с такой силой, что вместо криков у неё вырывалось лишь судорожное бульканье.
— Я — сэр Мишель де Шевин, — прорычал он, ещё сильнее натягивая веревку.
Мельсендре, теряя силы, вытянула кинжал из ножен на бедре. Но прежде чем она успела пустить его в ход, Мишель дёрнул руками вверх, а затем резко обрушил их вниз, сильно ударив Мельсендре головой о землю. Она обмякла, и он ударил ещё раз. И ещё.
— Я — сэр Мишель де Шевин.
Не встретив сопротивления, он выхватил кинжал из её руки и разрезал связывающие его верёвки. В следующую секунду он был уже свободен и стоял над ней.
Она всё ещё дышала.
— Я — сэр Мишель де Шевин, — повторил он, опустился на колено рядом с Мельсендре и резким и точным ударом окончил ее жизнь.
Когда он поднялся, люди Гаспара уже прибыли.
Бриала выросла, веря в Создателя и следуя Песни Света. Она потеряла большую часть этой веры в тот самый миг, когда кровь её родителей окрасила пол личной императорской библиотеки. И хотя Фелассан неохотно знакомил её с уроками эльфийских богов, она начала с почтением относится к Андруил, Богине Охоты.
Она думала, что сбрасывает с себя оковы Церкви, однако у неё до сих пор невольно бежали мурашки по спине, когда она наблюдала, как Фелассан практикуется в магии.
Наставник Бриалы поднес перо ко лбу, закрыл глаза и провёл по нему рукой. Перо на мгновение засияло, как будто вечернее солнце вдруг ярко осветило его. Фелассан кивнул.
— Пройдёмся?
И, ничего больше не сказав, тронулся с места.
— Что ты ощущаешь, когда делаешь это? — спросила Бриала, шагая рядом с ним. Они направлялись в сторону трущоб, столь неподходящее место для защитника Селины. Она кивнула продавцу эльфу, которому помогла в прошлом году. Он ответил ей едва заметной улыбкой.
Фелассан, казалось, тщательно обдумывал вопрос. Наконец он посмотрел не неё и ответил:
— Покалывание.
— Покалывание? — Бриала пристально посмотрела на него. — Это... не очень понятный ответ.
— Попробуй задавать вопросы получше, дален, — усмехнулся Фелассан. — Просить мага описать магию — это всё равно, что просить тебя описать закат слепому гному.
Если бы его капюшон соскользнул с головы и стали бы видны татуировки на его лице, то каждый эльф на рынке либо бросился бы ему в ноги, либо обнажил бы клинки для драки с этим как будто бы мифическим существом. И при этом он спокойно ходил босиком, а одежда его лучше подошла бы дровосеку, чем живой легенде. Он отпускал плоские шутки и отказывался принимать мир людей всерьёз. Она гадала, не поэтому ли он шёл по миру так, что тот его не касался.