Империя мертвецов
Шрифт:
Пока мы по очереди выбирались на разведку, Пятница, подобно медитирующему отшельнику, смотрел куда-то вдаль. Мертвец никогда не спал. Все ночные дежурства можно было оставить ему, поэтому мы неплохо отдыхали. Как-то раз Барнаби притащил на плече горного козла с закрученными рогами. Когда я спросил, почему у того в черепе вмятина размером с кулак, капитан рассмеялся, что у них был честный поединок.
Мы упорно брели через снежные равнины с разбросанными тут и там афганскими сосенками. Я то и дело замечал на стволах старые следы от пуль и параллельные борозды от острых когтей.
– Мы тоже не понимаем, – сказал бородатый
Он поднял глаза на Пятницу, который склонился над записями на полу. Мы сидели кружочком вокруг него на ковре, и мертвец выступал нашим письменным посредником в этом разговоре. Но старик глядел вовсе не на то, как Пятница пишет.
– Некоторые приводят с собой мертвецов.
– Призраки?
Но старик только покачал головой: он не знал их имени. Тогда я спросил про белые знамена, и старик кивнул.
Призраками, или «Спектрами», часто называли какую-то группировку, вроде как частное военное предприятие, которую Шир-Али втянул в военный конфликт в Афганистане. Говорят, он на это пошел от нерешительности российского императора, который ничего не сделал с тех пор, как прислал в Кабул военный совет, а Великобритания в ответ начала готовиться к наступлению. Литтон правильно предсказал, что если сейчас мобилизовать английское войско, то Россия и пальцем о палец не ударит. Однако про «Спектров» никто ничего не знал, даже имя их предводителя было покрыто тайной. Они то и дело появлялись в горячих точках по всему миру, и пока что британцы относились к ним как к обычным горным бандитам. А еще сомневались, не называет ли так себя вообще весь этот сброд.
– Мы тоже не понимаем, – повторил старик. – Когда-то здесь были империи. Эти земли сравнивали с раем. За что нам такая ужасная судьба?
Он положил руку на кожаный Коран, что покоился на подушке, выделявшейся из всей убогой домашней утвари своей роскошью, и помолился.
– Ас-саляму.
Мы, как болванчики, повторили это слово.
В голую кожу впивался холод, а под многослойными одежками струился пот. Брови заиндевели, губы высохли и потрескались. Теперь мы путешествовали днем. Единственным нашим проводником служила интуиция Барнаби. Когда я спросил, по какому принципу он выбирает дорогу, он ответил:
– У палок спрашиваю.
После чего отпустил рукоятку одной из палок и посмотрел, куда та упадет. Больше я ничего уточнять не стал.
Помимо маршрута, на откуп Барнаби пришлось оставить и выбор аулов. Мы с Красоткиным слишком привыкли к городской жизни, и по нам это было видно. Да и по-русски тут тоже никто не говорил. Мы продолжали путь, невзирая на сложные отношения между деревнями и их богатую историю. Закутанные в семь одежек детишки тыкали пальчиками в Пятницу и смеялись, а их родители снисходительно улыбались из-под тени крыш. Лица и нравы людей в этих местах тоже разительно отличались от всего, к чему я привык. Голова шла кругом. Всего-то пересечешь долину – а уже совершенно другой этнос. Когда на Барнаби внезапно наставляли ружье, он непринужденно его отводил и валил своего оппонента с ног. Пусть и
Из-под снега торчали и покачивались на ветру стебли.
– Это же снотворный мак? – загляделся на сухие поросли Красоткин.
– Афганистан – главный производитель опиума. Они на этом деньги делают, – ответил Барнаби.
– Это «Спектры» засеяли? – спросил я.
– Ну, аул на что-то охранять надо, да и лекарство из него хорошее, – коротко ответил Барнаби. – И на военные нужды. На войне без болеутоляющих никуда. И как валюта сгодится. Ну и дерутся за этот мак, понятно. Препарат сильный, унести легко, обменять тоже. Я бы сказал – идеальный ресурс. Я б тоже на месте крестьян его сажал, а на месте разбойников – утаскивал.
– А чтоб ни тем, ни другим не заниматься, стал военным?
– Не, у меня просто талантов других нет, – хохотнул Барнаби. – Ну и потом легальная возможность путешествовать по всему миру. В армии любителю подраться не лучшее место. Блистательные битвы – это только часть профессии. Да и блеска-то в битвах не много осталось. Просто самый острый угол в треугольнике. А в основании нужна куча людей, как за полем боя нужна широкая мирная полоса. Я это не только в пространственном смысле. Военные больше в запасе сидят, а вот так сходить прогуляться почти не удается. Что скажешь?
Я отвернулся и продолжил молча шагать.
Когда-то люди, которых называли «горными старцами», с помощью опиума создавали у молодежи иллюзию райских садов перед тем, как сделать из них ассасинов. Чьи это были строки: «Наш Мозг – просторнее Небес»?
Расширялось, увы, только время моих измышлений, но не их суть. Так не должно быть, но в этом пути идеи мелькали в моей голове одна за другой, да так и растворялись обратно в небытии. Я думал периодически надиктовать что-нибудь Пятнице, чтобы записал, но забывал об этом прежде, чем поток мысли достигал языка.
Алексей Карамазов.
В мозгу эхом повторялось имя человека, которого я искал.
Карамазов демонстрировал в семинарии поразительные достижения. Должно быть, от природы расположенный к этой области человек. Прошел Сибирь и оттуда отправился в Афганистан. Что же он увидел? А что сейчас вижу я? Снег, сплошной снег, в котором теряются верх и низ. Даже когда небо проясняется и светит синевой, мое восприятие уже нарушено. В горах небесная голубизна становится пронзительнее, а чувство реальности, напротив, истончается. Должно быть, именно в подобном состоянии агнозии человек чаще всего прикасается к мистическому. Наш внутренний бог, вероятно, обитает в нашем внутреннем Эдеме.
Рай для мертвецов.
Мертвый Адам.
Мне вспомнилась леди, которую я встретил ночью в Хайберском проходе. Она неожиданно предупредила меня об Адаме и ушла, не удостоив вниманием мое запоздалое недоумение. Тот мужчина с ней, что представился Батлером, отвесил снобский поклон, вежливо улыбнулся и тоже растворился во тьме.
Взгляд Адали будто пронзает мир, такой холодный и безразличный, как у изваяния, что способно обращаться к душам мертвых. Супруга ли она тому пинкертонцу, любовница или коллега, я не знаю, но раз она способна ворваться в самую гущу боя, хладнокровно восседая в карете, то, во всяком случае, это неординарная персона.