Империя полураспада
Шрифт:
– Дак меня для того и приставили! – мальчик взял Знатнова за рукав и потащил к выходу, по дороге втолковывая гостю прописные истины. – Сам суди: для чужих весь мир – тайна вселенского равновесия меж бесконечной Божественной мудростью и бесконечным Божественным могуществом. То есть, устойчивость мира у них на двух началах: между Силой-Мудростью и Мужским-Женским. Из всего этого для них происходит рождение мира.
– А это не так? – невинно поинтересовался Александр Викторович.
– Бог с тобой, Бог с тобой, – затараторил мальчик. – Следуя этим понятиям, неизбежно попадёшь на то,
За попутным разговором они вышли из храма. Александру Викторовичу не хотелось уходить отсюда, уж очень тут было спокойно, умиротворённо, и он чувствовал себя в храме настолько уверенно, что тут же готов был сразиться с любым легионом чужих. Воспоминание о рыскающих вокруг Кунгурского треугольника боевиках, несколько омрачило сознание, но быстро улетучилось. С ними разговор будет особый, Знатнов это чувствовал, но не хотел пока бежать впереди паровоза, теряя тапочки – всему своё время.
Глава 14
Москва всегда туго просыпается. Уже приехав в больницу и разыскав среди дежуривших полусонных медиков Яншина, Родион даже забеспокоился, увидев измождённое лицо доктора и глаза, буквально за ночь ввалившиеся. Сегодняшнее дежурство у него явно выдалось трудным.
– Дмитрий Викторович, – окликнул доктора Рожнов. – Я, вроде бы, не опоздал.
Родион демонстративно глянул на часы. Что-что, а опаздывать он не любил, тем более, что в реанимации лежала Ксения. Ведь попасть под серебряную пулю и выжить – это дано далеко не каждому. Так думал Рожнов, так думал доктор, так думают даже те, кто посылает эту пулю в цель.
– Доброе утро, – поприветствовал он раннего посетителя. – Ну и как вам мой братец?
– Расскажу, всё расскажу, – нетерпеливо отмахнулся Рожнов. – Что с Ксюшей? Она очнулась? И какой всё-таки диагноз?
– Ваша драгоценная половина жива-здорова, чего и вам желает, – успокоил его доктор. Сейчас ей через катетер промывают кровь, потому как некоторые анализы, сами понимаете, оставляют желать лучшего. Мы пока другую тему затронем, не возражаете?
– Если так нужно, то…, – развёл руки Рожнов.
– Нужно, ещё как. По-моему, настало время поговорить о нашей несусветной и радостной жизни. Просто необходимо поговорить прежде, чем принимать какие-либо решения. Это касается и вас, и Ксюши, и многих других. В общем, всей страны касается.
– Ну, до всей страны мы ещё не доросли, но, ежели чем могу…
– Можете. Как раз вы и можете! – несколько патетически воскликнул Дмитрий Викторович. – На таких, как вы – Россия держится, держалась и не скоро, не дай Бог, поломана будет.
– Не слишком ли высоко вы меня оцениваете? – усмехнулся Рожнов. – Я – обычный русский мужик, капитан пожарной службы и выполняю работу, которую могу делать. В общем, ничего такого, особенного.
– Вот о том и речь, – доктор даже поднял указательный палец. – Впрочем, что мы здесь взялись обсуждать вещи, на ходу не обсуждаемые. Может, ко мне в кабинет?..
Поскольку рабочий день был в полном разгаре, мимо сновали медсёстры
– Как вам удобнее, – кивнул Родион.
Надо сказать, капитану было сейчас не до каких-либо дебатов, особенно касающихся вопросов существования нашего бесприютного мира, но доктор есть доктор. Тем более, что состояние Ксюши зависло в известном смысле, от настроения и профессионализма Дмитрия Викторовича. Может быть, наедине доктор скажет что-нибудь более существенное, чем дежурно успокаивающие фразы.
Кабинет Яншина находился в том же коридоре, недалеко от операционной. Во всяком случае, докторская берлога была вполне типичной для подобного рода помещений. Всё здесь, вроде бы, было на месте: гравюра Дюрера на стене; письменный стол со стадом телефонов, компьютером, малахитовым чернильным прибором и стопкой бумаг; встроенный стенной шкафчик в пять дверок бирюзового, как и стены, цвета; люстра из пяти рожков под потолком давно уже не встречавшихся с тряпкой, хотя в больнице любая стерильность – показушная примета элитарности.
– Кофе, чай? – произнёс доктор дежурную фразу.
– Нет, спасибо.
С утра, конечно, чашечка кофе не помешала бы, но у Родиона сейчас и так нервы пребывали в полном разладе с головой. В квартире Бобкова он чувствовал себя намного увереннее, а здесь… больница, Ксения без сознания… Почему? Ведь операция прошла удачно!.. И пуля эта серебряная – хреновина какая-то. По русскому поверью убить нелюдя или упыря можно только осиновым колом, вогнав его в сердце. Впрочем, кол часто заменяли увесистой пулей, только обязательно серебряной. Если «охота» проходила удачно, окаменевшее сердце нелюдя оживает за счёт неистраченной энергии любви, которая вырывается в тот момент наружу и превращается в силу, уничтожающую зло. То есть, фактически становится той же пулей, только направленной в носителя злобы.
Яншин посмотрел на часы, перевёл взгляд на Родиона, от которого за версту веяло напряжёнкой, и успокаивающе сказал:
– Не волнуйтесь вы так, время у нас ещё есть. Скоро разберёмся, насколько ваша жена наделена способностью к выживанию.
– Это что? – встревожился Рожнов. – Применение какого-то медицинского электрошока?
– Вроде того, – кивнул Яншин. – Видите ли, больница Склифасовского – единственный в России медицинский НИИ. И вы, друг мой, попали к нам как раз вовремя. На операционном столе, похоже, должны были лежать вы, только Ксения сознательно избавила вас от этого.
– А если я не дам согласия на операцию?
– Вот это будет грандиозной ошибкой, – заметил доктор. – Вы, конечно, можете не согласиться, но шансы у вашей жены, признаться, невелики. Посмотрите, она до сих пор практически в коме…
– В коме? – нахмурился Родион. – Вы не говорили.
– А что было говорить? – парировал доктор. – Я вчера вечером сказал вам, что только к утру что-нибудь прояснится. Сказал?
Рожнов также угрюмо кивнул головой. Признаться, откровение доктора ему не очень нравилось, но кто разберёт этих медиков – каждый щеголяет напыщенным цинизмом и ставит себе это в заслугу.