Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
Шрифт:
В каземате было дымно, глаза слезились от пороховой вони, и благодарить нужно трубы вентиляции, установленные наверху, иначе даже один час в этой стреляющей душегубке провести было бы невозможно. А так вроде и ничего – экипаж пока на ногах стоит и еще из пушек стреляет, но половина машинной команды и кочегаров внизу пластами лежит, а двое умерли от чудовищного перенапряжения.
– Амба!
Звучное слово само вырвалось у Грейга и лучше всего описывало то, что случилось с противником, – сорокапушечным английским фрегатом, что в течение часа безуспешно пытался
Грейг сильно уважал британцев, как может это делать любой морской офицер, учившийся в этой стране. Превосходные моряки и прекрасные воины, они были страшны на Нептуновом поприще. И сейчас он в этом еще раз убедился – даже в безвыходной ситуации англичане сражались, а такое поведение не могло не вызвать уважения.
– Амба!
Грейг посмотрел в амбразуру – тяжелые бомбы русского броненосца сделали свое дело. Полыхающие пожары на многих кораблях хорошо освещали полночную бухту, и в свете пламени капитан-лейтенант видел проломленный во многих местах корпус фрегата. Но не это было главной бедой – из открытых орудийных портов наружу вырывались длинные языки пламени.
– Амба!
Грейг усмехнулся – с последним «англичанином» было покончено. Но победа над британцами досталась дорогой ценой. Пороховой погреб пуст – фрегат был добит последним залпом с пистолетной дистанции, с которой промахнуться невозможно. Больше воевать было нечем – таран свернут, будто клюв попугая, да и экипаж еле держится на ногах.
Грейг взял листок бумаги и написал карандашом: «Идти в бухту чиниться, команде отдыхать. Мы свое дело сделали, надо и другим оставить потрудиться». И закрыл глаза – даже его молодое тело очень устало за эти долгие, очень долгие двадцать часов, пролетевших каким-то коротким кошмарным, но сладостным при этом сном…
Ново-Архангельск
– Подожди немного, Мария Алексеевна, – сказал молодой поручик, с еле выбивающимися пшеничными усиками, в темно-зеленом ладном мундире американских стрелков, – мой батюшка обязательно даст нам благословение. Нужно только подождать немного…
– Сколько же еще нам ждать, моя любовь? – с тоскою произнесла миловидная девушка лет семнадцати, смуглая, с выразительными глазами.
– Он уже получил мое письмо, не мог не получить. И брат Александр в Иркутске давно извещен…
– Что же его величество не отписал тебе, Коленька? Брезгует? У меня ведь только отцовский титул, а ты царевич! Неужели думаешь, что они пойдут на мезальянс? Не верится мне…
– Маша, – офицер шагнул вперед и крепко взял девушку за руку. – Мне не будет престола, да и не нужен он. Ты – мое счастье, ты и только ты. Я тобой дышу, тобой живу, моя любовь!
– Горячи твои слова, – девушка говорила с такой печальной улыбкой на губах, что царевича передернуло. Кровь бросилась ему в лицо.
– Я никогда не откажусь от тебя, радость моя. Никогда в жизни! Верь мне. Я пойду против воли отца, брата, но женюсь на тебе. Пусть я перестану быть великим князем, но я останусь русским офицером. И главное – твоим
– Я верю тебе, мой милый!
Они одновременно сделали шаг навстречу друг другу и порывисто обнялись, как может сделать это только молодость. Прижались, их губы встретились, и долог был первый поцелуй.
– Маша, давай обвенчаемся…
– Что ты, – девушка вскрикнула в испуге, – ни один батюшка не станет нас венчать. Не станет! Тебя в лицо знают все, а потому даже втайне мы не сможем обвенчаться.
– Но ведь граф Алексей Григорьевич…
– Что ты, милый. Мой батюшка строг и без согласия твоего отца не разрешит венчания.
– Я попрошу его! Сегодня же…
– Я не знаю…
Впервые в голосе девушки, несмотря на печальный тон, просквозила глубоко спрятанная радость, но Николай ее не заметил. Слишком велико сейчас было его счастье, перемешанное с горем. Он любил и был любим в ответ. Но что делать, если ты не можешь распорядиться собственной судьбой без воли самодержавных родителей.
Он служил в Русской Америке уже три года, год добирался сюда, совершив долгое плавание. И здесь служил, именно служил – наместник Америки граф Орлов синекуры ему не делал, – дрался в стычках с индейцами, получил стрелу в плечо, хорошо, что хирург спас, нес охранную службу с казаками на линии, сам зарубил бандита в схватке – и получил первый орден, заслуженный кровью. Что же еще бояться?!
– Я сегодня же пойду к твоему отцу!
Царевич упрямо наклонил голову, а Мария вздохнула с затаенным облегчением. Она была единственной дочерью всемогущего наместника и знала, что отец выдаст замуж только за любимого ею самой. И не иначе!
– И если он мне не откажет…
– Папа не скажет тебе «да», мой милый…
– Мне достаточно будет не услышать его «нет»! – Николай поднял голову. – Тогда ближайшей ночью мы повенчаемся! Я думаю, отец Василий нам не откажет, даже под угрозой наказания от Синода. Ты согласна стать моей женой, любовь моя?
– Да, – просто ответила Мария, и ее нежные смуглые руки сомкнулись на шее возлюбленного…
Константинополь
– Это адмирал Грейг, государь!
Петр еле-еле сдержал неуместную усмешку, разглядывая выступивший на горизонте лес мачт с белоснежными парусами, освещенный первыми лучами восходящего солнца.
Адмирал Ушаков, судя по убитому голосу, явно не горел делить славу освободителя Константинополя на двоих. Потому Федор Федорович и торопился высадить десант, вот только сил одной морской пехоты оказалось недостаточно – слишком велик оказался Царьград, и османов в нем проживало чересчур много.
– И как всегда к обедне. – Петр искренне обрадовался появлению Архипелагской эскадры, которая несколько дней наводила на османов ужас в Мраморном море. Потому-то и прорывались они через Босфор с трудом, и если бы не «кабаны», то форсирование могло обернуться большой кровью. И в Золотом Роге турки с англичанами подготовили русским горячую встречу, рассчитывая встретить именно старого адмирала.