Империя
Шрифт:
– Да. Я знал это. Но, по-моему, эта сделка взаимовыгодная. Я даю тебе свободу и возможность действовать, а ты защищаешь того, кто, между прочим, спас тебе жизнь. Расклад честный. Ну, так что, русич? По рукам? – протягивая руку Ратибору, сказал Марк.
– Но я не нянька, запомни! – пожимая руку сенатору, ответил тот.
– Поверь мне, этот мальчик сможет постоять за себя. Да, я думаю, и характеры у вас одинаковые, так что сдружитесь. А теперь прошу к столу: мне кажется, ты соскучился по нормальной еде. Пойдем, пойдем. Выпьем и поговорим о дальнейшем.
Глава XII
ПРОЩАЙ, РЕМ
День катился к закату, и казалось, что хуже уже ничего быть не может. Уставшие от недавних событий и пребывающие в полном неведении относительно того, что ждет их дальше, Луций и его друзья, словно убитые, спали на койках в своей казарме. Публий их больше не беспокоил, и они, как только им указали на их места, немного посидели молча на своих соломенных матрасах, после чего легли и тут же забылись
Правила и законы римской армии были суровы и одинаковы для всех. Еще не пришло то время, когда каждый офицер считал себя богом в своем подразделении, но оно уже было не за горами. Зараза, попав в организм, начала распространятся по телу. Этого пока никто не чувствовал и не замечал, но разве гангрена возникает внезапно? Ее начало невидимо, а последствия приводят к ампутации, а нередко и к смерти. Находясь в своем расцвете, империя пока не чувствовала развивающейся в ней болезни, которая приняла вид мирно спавших в казарме юнцов. Дайте хирургу знания и навыки, опыт и совесть, и он будет спасать людей, но извратите его ум и помыслы – и он превратится в идеального убийцу, вооруженного великолепным знанием человеческой анатомии.
Перевернувшись на бок, Луций негромко застонал, дернулся и снова заворочался. Пот испариной покрыл его тело. Одежда, намокнув, стала прилипать к груди, а он только машинально вытирал во сне влажными руками лицо и перекатывался с боку на бок, что-то бессвязно бормоча.
Луцию снилось, что он очутился в пещере, похожей на бесконечно длинный тоннель. В ней неприятно пахло серой, совсем как в доме у лекаря Велиала, повсюду на земляном полу был разбросан мусор. По обеим сторонам, дрожа огнями, горели масляные лампады, врезанные в каменные стены. Куда идти, было непонятно. Луций стоял посреди этой пещеры, а от него в разные стороны расходилась зловещая темнота. Юноше стало страшно. Заметив, как чья-то тень скользнула позади него и исчезла в непроглядной мгле, он резко обернулся. По его коже побежали мурашки. Луций еще раз осмотрелся по сторонам, щурясь и прислушиваясь, но так ничего не увидел и не услышал. Осторожно ступая, он направился вперед и, пройдя несколько десятков метров, наткнулся на дверь. Осмотрев ее, Луций обнаружил надпись, вырезанную прямо на полотне. Она гласила: «Забудь надежду, всяк сюда входящий». Железная кованая поверхность была покрыта ржавчиной. Луций медленно взялся за массивную узорчатую ручку и тут же, скривив лицо в мучительной гримасе, отдернул кисть, которая моментально покрылась инеем. Сжав руку в кулак, он стал дышать на нее, пытаясь отогреть замерзшие пальцы, посиневшие от ужасного холода, но боль не отпускала. Луций хотел было растереть пальцы, но стоило ему дотронуться до одного из них, как тот внезапно отвалился и, упав на пол, разлетелся вдребезги, словно стекло. Луций в ужасе поднял перед собой руку и с диким выражением лица посмотрел на изуродованную кисть, но тут и она с хрустом отломилась. Юноша заорал, словно резаный, и, сунув обрубок руки за пазуху, развернулся и помчался прочь из этого места. Но как он ни бежал, как ни пытался вырваться из пещеры, дверь постоянно оставалась позади. Вконец выбившись из сил, он остановился и с удивлением обнаружил, что не проделал и шага. Он крутил головой по сторонам, но выхода не видел – только ржавая кованая дверь с непонятной для него надписью все время оставалась в поле его зрения. Обернувшись назад, Луций понял, что тоннель, по которому он пришел сюда, пропал. Вместо него оказалась глухая каменная кладка. Не зная, что делать, юноша шагнул в сторону, и вдруг в его глазах все засверкало огненно-красным цветом, задвоились тускло горевшие чаши, а его слух пронзил истошный крик девушки. Жмурясь и прижимая к себе искалеченную руку, он отступил назад. Все затихло. Луций остановился. Замер. Затем снова сделал шаг. Снова тишина. И вдруг дверь медленно и со скрипом открылась. Юноша стал неподвижно всматриваться в темный проем, будто в пасть страшного зверя. Он почувствовал озноб, из его рта повалил пар, стало ужасно холодно. Назад пути не было, но в дверь идти ему совсем не хотелось. Однако холод, который с каждой минутой становился все сильнее и сильнее, вскоре сделал свое дело и заставил Луция шагнуть в неизвестность. До этой проклятой двери было метров десять, не больше, но казалось, что он шел до нее очень и очень долго – так долго, что его ноги стали ватными от усталости. Рука болела, а ледяной воздух пронизывал легкие, будто иголками. И вот, наконец, юноша добрался до двери – весь обмороженный, с белыми ресницами и бровями, в заиндевевшей одежде, которая местами промерзла настолько, что совсем не гнулась и была похожа на кусок застывшего гипса. Пересиливая страх, он ступил за порог, и тут же дверь внезапно захлопнулась за ним, не дав ни секунды на то, чтобы понять, что именно произошло. Луций почувствовал себя мышью, попавшей в мышеловку. Его глаза ослепил яркий свет, а в нос ударил проклятый запах тухлых яиц. С трудом разжав веки, юноша увидел картину, не доступную его пониманию: перед ним был другой коридор, еще более темный и холодный. А ведь он так надеялся найти выход за этой зловещей дверью, которая лишила его руки. Понимая, что еще немного, и он замерзнет окончательно, Луций решительно пошел вперед. Буквально метров через двадцать ему навстречу из темноты с криком выскочил пожилой человек безумного вида. Он остановился перед Луцием и трясущимися губами стал бормотать:
– Они бегут за мной. Они все время бегут за мной. Постоянно бегут, преследуют меня. Я не могу больше. Скажи ему, что я не могу так больше. Мой внук, мой внук мстит мне. Да, он мстит мне за дело, и в этом моя вина. Но я не могу больше, не могу. Если бы я знал, если бы я знал. Боги, да что
Он оттолкнулся от стены и с криком бросился в темноту. Только сейчас Луций заметил, что сзади тело старика изодрано в клочья: мясо лоскутами болтается на сухожилиях, а в некоторых местах вырвано кусками так, что видны кости. Не успел несчастный скрыться в темноте, как мимо Луция промчались с лаем несколько псов и бесследно растворились во мраке коридора. И снова холод пронзил его тело до стука зубов, и снова озноб погнал его вперед. Вскоре он разглядел в стене расщелину, покрытую сосульками и инеем. Луций боком пролез в нее и оказался на небольшой площадке над огромным залом, пол которого был вымощен в шахматном порядке белым и черным гранитом.
И вот он смотрит вниз, где на миллионах клеток стоят мужчины, женщины, дети, старики, животные. Посреди зала, спиной друг к другу, на одном большом троне сидят две фигуры огромного роста. Они одеты в одинаковые балахоны, которые отличаются только цветом: на одной фигуре балахон черный, на другой – белый. Лица незнакомцев скрыты под капюшонами. Они по очереди двигают людей, переставляя их с клетки на клетку. И все вроде бы происходит размеренно и спокойно, пока существо в белом балахоне не вытаскивает из-за пазухи сияющего, словно солнце, человека и не ставит его перед собой. Через секунду еще недавно равнодушные ко всему люди-фигурки начинают покидать свои клетки и медленно стягиваться к этому солнечному человеку. Тут второе существо оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то, потом замирает, поднимает голову вверх и смотрит на Луция. Луций понимает это, хотя под капюшоном нет ни лица, ни глаз – сплошная пустота. Еще мгновение, и существо в черном балахоне протягивает к нему свою руку, хватает за шиворот и ставит перед собой. Луций ловит себя на мысли, что боль в его руке прошла, ощущение холода исчезло, и он уже почему-то не чувствует страха. Он вообще ничего не чувствует: внутри него сплошная пустота. Луций вытаскивает искалеченную руку из-за пазухи – она цела и невредима. Он поднимает свой взор на черное существо, а оно указывает куда-то вдаль. Обернувшись в том направлении, Луций видит, как оттуда к ним движется темнота. Она бурлит и шевелится, из ее глубины доносятся шум и лязг железа. Звук нарастает, а мгла приближается, наваливаясь на стоящих по клеточкам людей и поглощая их. Вскоре юноша уже может разобрать, что темнота эта не что иное, как огромный легион солдат, одетых в черные, как ночь, доспехи. Они идут ровным боевым строем, а впереди шагают Ромул, Понтий и Мартин. Подойдя ближе, легион останавливается и в зале воцаряется тишина. И вдруг, словно гром, ее пронзает крик сотен тысяч солдат, которые начинаю скандировать:
– Генерал Луций, веди нас! Генерал Луций, веди нас! Генерал Луций, веди нас!
И вот Луций, сам не понимая, каким образом, уже облачен в доспехи, а его голову венчает шлем с черным, свисающим до плеч оперением. Ему подводят коня, и он одним движением вскакивает на него. Легион взрывается криком, солдаты скандируют его имя, ударяя о щиты своим оружием. Луций вытаскивает из ножен меч, рукоять которого напоминает голову змеи, и указывает им на лучезарного человека. Солдаты срываются с места, и огромная масса мчится на безоружных людей, впереди которых стоит солнечная фигурка. Луций пришпоривает коня и на всем скаку подлетает к ней, занося над собой меч и привставая на стременах, чтобы вложить в удар максимальную силу. Вдруг все замирает. Рука по инерции опускается вниз, но доли секунды, за которые она совершает свое движение, кажутся вечностью. За это время Луций успевает увидеть перед собой спокойный лик человека с добрыми глазами, который, улыбаясь, бесстрашно и приветливо смотрит на того, кто вот-вот должен прервать его жизнь. Но тут пауза сменяется новым ускорением, и меч, словно молния, падает вниз, рассекая плоть. Кровь брызгает в лицо Луцию, и он с криком вскакивает с кровати, весь потный от ужаса. Спавшие рядом друзья также срываются с мест, как по команде, не понимая в чем дело. Их друг тяжело дышит, пот крупными каплями стекает по его лицу и капает на пол. Луций смотрит на руку: она цела и невредима. Затем он вглядывается в лица товарищей, которые, в свою очередь, пристально смотрят на него.
– Сон дурной? – тихо спросил Ромул.
Луций кивнул и подошел к окну. Солнце постепенно садилось, жара была уже не такой сильной.
– Завтра нас Публий замордует, – с недовольным лицом произнес Понтий, зашнуровывая обувь. – Это сегодня он нас не трогает, а завтра будем ему в ноги кланяться! А если еще и Клементий узнает, что мы под его командованием, а он обязательно узнает, нас точно тут с потрохами сожрут и не подавятся! – не успокаивался он, все сильнее затягивая ремешки, пока один из них не оторвался. – Ну вот, этого только не хватало!
– Да не переживай ты так. Что будет, то будет, – спокойно ответил Ромул. – На все воля богов.
– Что? Что ты сейчас сказал?! – поднимаясь и подходя к Ромулу, произнес Понтий.
– Я сказал, что на все воля богов и от нас мало что зависит.
– То есть ты хочешь сказать, что эти боги за нас все решают?! Что это они, а не люди разграбили наши дома?! Убили семью Мартина?! Лишили свободы наших отцов?! Загнали нас сюда под командование этого выродка Публия?! То есть у тебя вот так все просто?! Свалить все на богов, и дело с концом?! Ты, жалкий священник! – хватая Ромула за грудки и поднимая его с кровати, прокричал Понтий. – А кто ответит за содеянное? Тоже боги?!