Имперские игры
Шрифт:
Оставалось решить лишь то, каким именно образом придётся договариваться с важнейшим инструментом высокой политики двух империй – с князем Горчаковым. Не тот случай, чтобы действовать через посла. Подобное могло осуществиться с кем-то менее значимым и более привыкшим подчиняться, но только не с русским канцлером, который даже на собственного императора ухитрялся влиять и считать это чем-то само собой разумеющимся. Требовалось присутствие кого-то более значимого и в то же время по существенному поводу. Не выглядящему надуманным, дабы не вызвать у умных людей подозрений.
Они, подозрения, и без того могли возникнуть из-за самого факта встречи Виктории и Наполеона III. Пусть истинные причины и постарались
Варианты перебирались один за другим, но почти сразу отбрасывались или как чересчур сложные, или как недостаточно надёжные, а чаще как сочетающие сразу два недостатка. Наконец, французского императора осенило.
– Дочь русского императора. Она ещё ребёнок, но и моему Эжену даже десяти нет. Если я пошлю Морни или Жозефа с намёками на желание заключить в будущем такой брат – это не вызовет подозрений. Удивление, но и только.
– Морни, сир, - высказался Валевский. – Жозеф может не справиться, а Горчаков чересчур опытен и способен вытянуть из нашего Плон-Плона больше. чем нужно.
Наполеон лишь улыбнулся. Жозеф по прозвищу Плон-Плон, сын бывшего короля Вестфалии Жерома Бонапарта, и впрямь не являлся лучшей кандидатурой для столь тонкой работы. Другое дело его сводный брат Морни. Этот действительно в состоянии передать Горчакову нужное и при этом скрыть лишнее, не предназначенное для ушей русского канцлера. В частности, и тенью эмоций не выдать знание о достигнутых между ним, императором Франции, и королевой Викторией договорённостей, касающихся совместных планов относительно России и её дальнейшей судьбы.
Полная, абсолютная секретность! Дело всё в том, что насколько Горчаков обожал Францию и всё с ней связанное, настолько же он не любил Британию. Потому известие о совместных планах и действиях этих двух держав могло вызвать у вроде бы явного и однозначного франкофила… не совсем нужные реакции. Душа человека потёмки. А уж русская душа тем более. Претендующие же на её понимание европейцы… многие бросали это сложнейшее дело, другие продолжали пытаться, становясь в результате то полными ненавистниками России, то её частью. И по какому именно пути пойдёт тот или иной экспериментатор было невозможно предсказать.
Что до Виктории, то она понимала и возможную эффективность предложенного Наполеоном III плана, и имеющиеся риски. Не для Франции, а для британских интересов. Беспокойства не было, поскольку как манипулировать этими Бонапартами она уже знала.Для начала следовало дать им возможность почувствовать себя самыми умными и прозорливыми, а потом. не жалея приятных слов и уступая во второстепенных вопросах, повернуть ситуацию в нужное для Британии русло. И у неё уже были сразу два… нет три варианта для разных случаев. Какой-нибудь да окажется приемлемым для британских интересов и лично для неё.
Глава 5
Июнь 1864 г., Нью-Йорк
Не скрою, мне было весьма и весьма любопытно сравнить тот Нью-Йорк, который я многократно видел на экранах сперва телевизоров, а потом и компьютеров, с Нью-Йорком нынешним. Сказать банальные слова «небо и земля» было бы большой ошибкой. Очень большой! Этот Нью-Йорк не обладал сотнями небоскрёбов и множеством горящих разноцветными огнями в ночи реклам по его дорогам не проносились тысячи автомобилей. Да и такого огромного количества людей не наблюдалось. И вместе с тем… Нынешний город выглядел действительно живым, а не уродливым кадавром, сшитым из стекла и бетона, людей и окололюдей, больше напоминающих что-то полувнятно мычащих зомби. Нет уж, лучше не поганить красивый покамест
Разрушения, случившиеся во время обороны города? Если ну очень внимательно присмотреться, то можно было обнаружить кое-какие следы. Это не считая нескольких мест, где «эхо войны» оставили специально. В частности, парочку сожжённых полицейских участков так и не восстановили, сделав из них этакое напоминание о том, что бывает, когда охамевшие в край как бы стражи порядка начинают прессовать нормальных людей, выполняя напрочь дурные распоряжения властей. По той же причине и следы от пуль на стенах городского арсенала также не стали заделывать. Пусть видят, пусть помнят.
Зато сам город цвёл и пах во всех смыслах этого слова. Многочисленные клумбы с цветами, аккуратно подстриженные деревья и тем более газон словно бы контрастировали с теми же пригородами Ричмонда, перенасыщенными сталеплавильными и прочими заводами. Тут воздух был реально чистый и свежий уже по той причине, что Нью-Йорк как был городом больших денег, так им и оставался. Банки, страховые компании, маклерские конторы, иные деловые компании, занимающиеся получением прибылей из самых разных источников, если они являлись хотя бы близкими к законным. Ну а если кто-то пытался зайти слишком далеко… Полиция – не старая, разогнанная чуть ли не целиком, а новая и куда более понимающая в своём деле – быстро ставила таких умников на место. Большие штрафы за первое прегрешение. Те же штрафы, совмещенные с реальной отсидкой за случившийся рецидив. И никакие попытки выставить вместо себя очередного «зиц-председателя Фунта» не срабатывали. Точнее сказать, если и срабатывали, то очень-очень редко. Опыт, это штука такая! Достаточно было поделиться своими знаниями из будущего, пусть и скрывая истинное их происхождение, списывая на внезапные озарения и консультации людей по ту сторону хакона.
Результат… В Нью-Йорке стали предпочитать работать, используя исключительно ум и хитрость, но не откровенный криминал в сфере финансов. Так оно для шкуры спокойнее и трястись в страхе перед посадкой в ни разу не уютную камеру не приходится. А если кто хочет играть с огнём, так на то есть та же Филадельфия, перехватившая лавры Нью-Йорка как финансового центра на территории того, что осталось от США.
Официальным главой сего уже даже не города, а этакой агломерации, раскинувшейся по территории всего острова, оставался тот самый Горацио Сеймур, давний противник ещё президента Авраама Линкольна, но в то же время сроду не являющийся настоящим сторонником Юга. Скорее уж он был склонным к компромиссу соглашателем, пытающимся найти устраивающее все стороны решение, но… У него просто не оставалось иного выбора, кроме как поддержать уже случившийся и успешно развивающийся бунт, инспирированный нами. Выбор у бедняги Сеймура был между полной поддержкой городского восстания и той же поддержкой, но уже в качестве полностью управляемой марионетки с возможным последующим устранением. Горацию прикинул риски и принял правильное решение. Потому остался и живым и даже при прежней должности.
Почему его не сменили после окончания войны? Популярность среди простых ньюйоркцев, высокие навыки управленца плюс знание тайных пружин тех механизмов, которые приводили в движение даже не сам город, а его финансовую грань. От подобных кадров не отказываются, если, конечно, получается держать их под своим контролем. А Сеймур был тем и хорош, что от него не следовало ожидать сколь-либо резких телодвижений. Особенно если рядом присутствуют, хм, контролёры, внимательно следящие за жизнью и намерениями опекаемого.