Имперский цикл
Шрифт:
– А куда?
– как будто в пространство вопросил Кай.
– И как? У меня же нет документов.
Аплодисменты.
Кай Оками, Великий магистр и генерал мёртвого и возрождённого Ордена Храма, великий мятежник, обманщик, убийца и воин, человек, которого слушались и пространство, и время, понятия не имел, что такое счёт в банке.
...
– Не беспокойте пока что мою сестру, адмирал. Ей и так нелегко.
Кай поднялся с кресла, давая понять, что разговор завершён, но остановился напротив двери. Его профиль под чёрным плащом-покровом резко выделялся на фоне адмиральского обзорного экрана. Парень знал, что Торну на самом деле нравится на него смотреть, наблюдать
Адмирал хранил молчание. О Мэй он с Каем говорить не мог, заставить себя не умел.
– Вы сможете встретиться с ней после вечеринки в честь подписания договора о нашей почётной капитуляции.
– Это называется "приём", а не вечеринка.
Мы не в деревне, мальчик. Порой Кай выглядел юношей, а порой - далеко за сорок. Ему было двадцать три.
– Не уязвляйте меня, сэр. Я пытаюсь немного помочь. В тот вечер у вас есть шанс разрешить весь этот, - Кай неопределённо повёл рукой, - горький вопрос между вами. Пригласите её к себе.
– Приём. Он будет удачным?
– В том смысле, в каком я задумал?
– Да.
– А договор? Он сработает?
Торн и сам знал, что да, но почему бы не спросить. Лишняя капля уверенности экономит нервы.
Кай прикрыл глаза, будто ему было стыдно. Ну наконец-то.
– Насколько это возможно, - тихо ответил он.
Свет из открытой двери упал на его одежду, и адмирал заметил, что его плащ на самом деле не совершенно чёрен. Оками носил предельно близкий к абсолютной тьме, но всё-таки отличный от неё покров.
– Будешь-таки генералом, мальчик, - прошептал Ариан Торн, когда дверь закрылась.
2. Явление
Великий магистр Кай Оками сидел на полированной скамье в атрии императорского дворца и подслушивал. Скамья была совершенна, ирийский молочный мрамор, искусство её полировщика выше всяких похвал. Кай расположился с полным комфортом и наблюдал за крошечным серебристым созданием, свившим гнездо в полу между плит. Создание было величиной в полмиллиметра, припутешествовало в столицу с каких-то невероятных миров в трещине чьей-то подошвы и напоминало паучка. У него было шесть ножек плюс две белые лапки-клешни по бокам, которыми оно укатывало в блестящие нити пойманную добычу - ещё более крохотных мошек, чем оно само.
Зверюшка была замечательна и страшна и помогала Каю отвлечься от жара страстей, которым предавались люди и нелюди в некоторых залах и комнатах дворца. Как рыцарь Храма и миротворец, Кай сердечно приветствовал этот переход от войны к любви, пусть даже лишь плотской, но непосредственно воспринимать водовороты чужих чувств было тяжко. Это будило страсть в нём самом, мысли о женщине по имени Нив Уэллан, которая в последний год была его тайной соратницей в деле примирения галактики. Кай знал, что Нив влечёт к нему так же, как его к ней, но ей, убеждённой имперке, нелегко было простить ему участие в войне на стороне повстанцев, смерти множества других сторонников императрицы. Он также знал, что время ему поможет, Нив простит и станет его женой. Он был готов ждать годы. Их брак вознаградит терпение и станет важным шагом в восстановлении гражданского согласия, необходимого для подготовки к войне против орды.
Идущие из дворцовых комнат миазмы похоти и волны чувств будили в душе Кая также память о мерсианке Зои Уэст, повстанке и пилоту эскадрильи Рау, с которой он, Кай, утратил невинность. Зои была никакой не Зои и не мерсианкой, её истинное имя было Инес саэ Лао, и была она ученицей и агенткой императрицы. Она совершенно его не любила, и это Кай считал главным. Когда его умения достигли новых уровней и он вдруг стал видеть страсти и помыслы живых существ, душа Инес его поразила. Она не чувствовала к нему ни ненависти, ни любви, не имела симпатий и антипатий. Она его даже как следует не желала. Саэ Лао была
Однако уйти или закрыться от чужих чувств он не мог. На тропах времени горячо и близко дышало пятно паскудного зла, опасность, которой он здесь дожидался, чтобы отразить. Её пути вели во дворец, к этой ночи. Кай Оками ждал. Его меч покоился в рукаве.
...
Далеко за дворцовой крышей возносились ввысь башни столицы. Планетарный город образовывал впадину там, где был расположен дворец и его сады, здесь можно было прямо с земли видеть небо, но здания вокруг были слишком высоки. Небо казалось чёрным лоскутком. На нём двигалась россыпь звёзд, в основном искусственные спутники, станции и имперские корабли. Кай посчитал их, потом посчитал опять. Чувства одурманенных амброзией любовников в дворцовых комнатах были не единственным и не худшим, что ему приходилось переносить. Его сестре Мэй было плохо. Она встретилась с Торном, как Кай и предвидел. Теперь между ними шёл разговор, от которого Мэй обмирала. Она была близка к отчаянию и искала выход. Выходов было несколько и дальнейших возможностей много, но лишь одна делала личное положение самой Мэй, её мужа и адмирала хоть сколько-нибудь терпимым. Кай сострадал сестре, но ни к чему её не подталкивал. Выбор должна была сделать она сама. Судьба галактики от этого не зависела.
Гнев и страдания сестры глодали его дух и совесть с тех пор, как стало ясно, что Сопротивление проиграло войну Ариану Торну. Боль Мэй, ведущая к отчаянию ярость, отравленная горькой страстью ненависть к адмиралу, стыд совершённого и пережитого насилия, злость на саму себя, на мечущихся соратников, мужа, Кая и на обожающий Торна народ, упорно не желающий освобождения - всё это клубилось вокруг неё тучей горящей тьмы. Тьма становилась всё гуще, она становилась опасной. Кай сделал для Мэй и детей что мог, умиротворяя беременную сестру, ласково убедил её принимать успокоительное, сам исподволь врачевал её дух во сне и теперь надеялся, что малыши не понесли ущерба.
Мэй приняла решение и перестала страдать.
Кай вздохнул и запрокинул голову назад. Ему как будто целый мир свалился с плеч.
...
Им было хорошо, Мэй и Торну. Очень. В какой-то момент их чувства стали едины, как излучение слившихся солнц, и гнев и боль адмирала растаяли в счастье так же, как тёмное облако вокруг Мэй. Кай закрыл глаза, содрогаясь от радости. Он не завидовал им, даже белой завистью. Всё это будет и у него с возлюбленной, с Нив. Сейчас он просто стоял в стороне, постыдно не имея права закрыть третье око. Он охранял их ночь. Тепло их блаженства будто его омывало.
Мои дорогие.
Я правильно сделал?
Те, кого он вопрошал, молчали.
...
Шло время.
...
– Оками-сама...
– произнесла горбатая тень меж колонн. Обычно рыкающий голос джиху был очень тих - его обладатель знал, Кай услышит.
Фереште.
– Оно здесь, Оками-сама, - существо приблизилось к Каю.
– Я чую его омерзительный запах. Вонь. Эта тварь не с наших троп, её поили чужие реки. Позвольте пойти по следу.