Имперский раб
Шрифт:
– Догони собаку, догони, слышишь! И живым мне его приволоки! Ступай!
Ефрем и Семен бегом выскочили от впадавшего в ярость аталыка.
В предрассветных сумерках из ворот Бухары галопом выехали пятеро всадников. Четверо мужчин и юноша. В поводу у них было по вьючному и одному заводному коню. За поясами у четверых по два пистолета, на поясах сабли. Стража у ворот узнала, что выехал посол Бухарского аталыка в Кашмир и Каликутт, и при нем трое охранников и один слуга.
Так закончилось бухарское рабство российского сержанта, и пустился
Ефрем решил идти, нигде особо не задерживаясь. Для него было ясно, что путь у них один: до Индии и оттуда кораблем попасть в Европу.
Беглецам удалось избавить себя от погони и обеспечить посольскую безопасность, но предстояло идти совсем неведомыми дорогами, среди неведомых народов, и это пугало сильнее всего.
В отряде с Ефремом ехали Семен, Савва, переодетая юношей Гюльсене и безоружный, до смерти напуганный неизвестностью дальнейшей своей судьбы Махмуд – бывший сообщник сбежавшего лекаря. Посольская грамота открывала перед ними ворота городов и пограничные заставы. Коканд на всякий случай объехали стороной. Отъехав подальше от города, избегая чужих глаз, на пустынной дороге Ефрем остановил свой отряд.
– Вот что, Махмуд, – обратился он к уставшему от страхов бедняге, – здесь я отпущу тебя.
Не веря своим ушам, Махмуд подозрительно и жалко смотрел на Ефрема.
– Я так думаю, что все золото, которое ты скопил своим ремеслом, осталось в Бухаре?
– Верно, господин.
– Значит, ты при случае попытаешься за ним вернуться туда?
– Да.
– Я дам тебе вот эту посольскую грамоту. С ней ты легко пройдешь обратный путь.
От удивления все и Махмуд оторопело смотрели на Ефрема. Можно было подумать, что Ефрем умом тронулся. Никто не вымолвил ни слова.
– Ну что молчишь? Или ты решил плюнуть на свое золото? – спросил Ефрем Махмуда.
– Что ты, Ефрем, – вскрикнул с отчаянием Семен, – он же нас выдаст!.. Ну, мы-то ладно – всех русских в Бухаре вырежут как баранов!.. Невинные ведь души!..
– Не-е-т! – засмеялся Ефрем. – Он не выдаст! Ведь тогда ему придется объяснить, как он попал в мой отряд, откуда сия грамота у него и вообще, какое отношение имеет караванщик Махмуд к сбежавшему лекарю, вражескому лазутчику? Верно, Махмуд?
Ошеломленный Махмуд кивнул, сглотнул с усилием слюну и спросил:
– Но, господин, для меня в любом случае смерть!.. Как же я на самом деле обьясню все это… Где был столько дней?.. Меня в моем караване тоже наверняка хватились и слух давно по торговцам о моей пропаже пошел…
– Вот и ты стал правильно думать, молодец! – насмешливо сказал Ефрем и грозно добавил: – Если хочешь сохранить себя и золото свое спасти, прежде всего запомни – мои люди в Бухаре не упустят возможности похоронить тебя в самой вонючей канаве, ежели ты посмеешь сказать не то, что велю тебе я! Понял?!
Махмуд кивнул, снова судорожно глотнув
– Впереди тебя бежит слух, что все мы погибли. Торговцы и разные другие путники, не зная того, уже несут его. Так что, ежели предашь, поверить тебе будет трудно. Советую: не рискуй напрасно… По пути придется тебе грамотой воспользоваться и не раз, иначе не проедешь!.. В Бухаре, кто бы ни спросил, хоть сам аталык, скажешь, что лекаря мы догнали только за Кокандом. Но тот собрал шайку разбойников и перебил нас всех. Ты уцелел потому, что в это время отъезжал по моему приказу пути разведывать.
– А почему я из Бухары внезапно исчез?
– Скажешь, что я тебе приказал немедленно с нами ехать в ту ночь, ибо дороги хорошо ведаешь. Мол, торопился Ефрем. А про отъезд твой сообщили стражнику у ворот. Да он в суматохе, видно, забыл передать твоим людям или не нашел их… Мол, ты этого не ведаешь… Скажешь, что посольскую грамоту взял у меня у мертвого и еще предъявишь вот это…
Он снял с пальца подаренный аталыком перстень и отдал Махмуду вместе с грамотой. Помолчал и добавил:
– Доказательств более тебе не надобно… Ну а ежели признаться во всем пожелаешь, то заранее выбери себе или канаву, или кол на базаре!
– Что ты, – вздрогнул Махмуд, – помилуй меня Аллах!..
– То-то. Ну, прощай! Грамота тебя в пути прокормит!..
Когда Махмуд скрылся из вида, Семен спросил:
– Ефрем, может, мы зря лекаря-то отпустили?
– Нет, не зря, – ответил Ефрем. – То, что он успел передать своим, уже не вернешь. Данияр-беку, конечно, доложили, что он ворота бухарские миновал в ту ночь. Нас если и заподозрят, то не сразу. Да и лазутчики бухарские, что по всем дорогам здешним есть, до поры сообщат, что и лекарь проезжал, и мы тоже. Значит, в Бухаре долго думать будут, что погоня всамделешная. Тогда искать нас самими не скоро соберутся.
– А как же мы теперь без посольской грамоты? – спросила с тревогой Гюльсене. – Нас любой схватить может.
– Не схватит, – улыбнулся Ефрем и достал из-за пазухи свиток. – Это тоже посольская грамота.
– Как! – изумился Савва такому фокусу.
Ефрем улыбнулся:
– Когда писарь правителя делал мне сей пропуск, то за триста золотых изготовил два одинаковых… и печати подлинные приложил… Подпись, правда, сделал за аталыка, но весьма искусно, шельмец!.. Так что мы по-прежнему послы бухарские, можем трогаться в путь!
– Куда этот путь-то? – проворчал Семен. – Дом вона где, а нас понесло куда-то к чертям в пекло, в другую сторону совсем.
Только после этих слов Ефрем вдруг подумал о том, что он в пылу, в суматохе не учел, что ежели для себя он выбрал эту дорогу ради дела, то спутников своих он подвергает теперь смертельной опасности совсем неоправданно. Но делать нечего, надо двигаться вперед. И отряд тронулся в путь.
Шел восьмой год необычного путешествия русского солдата по загадочным, сказочным восточным странам.