Имперский сыщик: аховмедская святыня

Билик Дмитрий Александрович

Ну хоть к вечеру Меркулову полегче стало. Забылся тревожным сном. Изредка проснется, пить попросит, так Мих из того большого чайника, что в хозяйстве господина нашел, и поднесет. Наутро засобирался, но орчук отрезал - никаких походов, даже слова Константина Никифоровича передал о "полном выздоровлении". Витольд Львович было сопротивляться стал, но тут на шум прибежала и карга старая, в лице которой Мих неожиданно нашел самого преданного союзника. Более того, пока хозяйка ругалась с титулярным советником, орчук успел сбегать в трактир и принести самой разной еды:

наваристых щей, пожарских котлет, парной телятины, максуна и даже остаток молочного поросенка (но это уже для себя). Вышло не пример дешевле, чем в той же ресторации. Витольд Львович пощипал отовсюду совсем по чуть-чуть и снова спать лег, а Мих, удовлетворенный хоть таким скудным аппетитом, с удовольствием отобедал всем остальным.

К вечеру и вовсе случилось чудо - прибыл посыльный от сапожника с большим сверток. Вручил и отбыл. Орчук осторожно развернул пакет и охнул, даже глаз повлажнел от чувств. Настоящие сапоги, чуть потертые, явно переделанные из старой кожи, намного шире обычных, но настоящие сапоги. Его, Миха. Красота, да и только. Голенище высокое, подобное от чего только можно и нельзя защитит - и от порохового ожога и от удара несильного, опять же, ноги всегда в сухости. Примерил прям так, по-босому. Чуток жмут, но ничего. Бог не выдаст, свинья не съест, разносим. Теперь лишь бы господин быстрее поправился.

Господь будто услышал невысказанную просьбу полукровки. К утру третьего дня Меркулов встал на ноги и с невероятной твердостью в голосе заявил, что полностью поправился. Мих провел проверку, сбегав все в тот же трактир. И глядя, как Витольд Львович с невероятным аппетитом уплетает горку горячих румяных блинов, заедая пирогом с осетриной, пододвинул тому кувшин с квасом и заключил - здоров.

После завтрака, который Витольд Львович назвал "плотным", Меркулов взялся за газету (это было самое странное, но неукоснительное правило господина: даже в период его слабосилия необходимо было покупать "Моршанские ведомости").

– Мальчишка сказал, только напечатали.

– Вижу, - пробежал глазами Меркулов по первым строчкам, и на губах его заскользила мимолетная улыбка.

– Нечто об чем интересном прочитали, господин?
– Спросил Мих.

– Вот ведь, двух дней не прошло, а Александр Александрович уже все исполнил. Слушай... "Все ценности были обнаружены на складах, принадлежащих некоему фабриканту Н. Последний объявлен в розыск. В ближайшее время все похищенное будет перемещено в главное хранилище при Моршанском полицмейстерстве и потом уже возвращено в Первый императорский музей".

– Его превосходительство большого ума человек, - согласился Мих, - он и Его высокородие Константин Никифорович.

– А мне, признаться, полицмейстер не нравится. Настораживает он меня.

– Чем же, господин?

– Не могу объяснить, вроде предчувствия.

– Надумываете, Витольд Львович. Я с ним общался мало-мальски, а уж Михайло Терентьев в людях разбирается.

Меркулов неуверенно пожал плечами, но было видно, остался он явно при своем мнении.

– Ты вот что, Михайло, сбегай к старьевщику, возьми

себе одежды самой плохенькой.

– Это еще зачем, господин? Хороший мундир.

– Вот именно что и мундир. Сбегай, говорю. Хорошо, возьми обычную одежду, не слишком плохую, но и недорогую.

– Так у старьевщиков разве есть дорогая?
– Нахмурился Мих, но приказание исполнил.

Через четверть часа стоял перед Витольдом Львовичем в портках и залатанной льняной рубахе, с тоской глядя сапоги - для них он даже портянки заготовил.

– Замечательно, я бы сказал изумительно. Эх, жалко клыков у тебя нет, ну ладно.

– Вы хоть скажите, чего делать?

– Дорогой объясню. Теперь вот что, давай в трактир, возьми водку какую-нибудь.

– Какую, господин?

– Я не разбираюсь, да и какая разница.

– Не скажите, их видов она сколько. Есть ангеликовая, анисовая, бадьяновая, вересовая, зорьная, карлуковая, что чистоты особенная, кориандровая, лимонная, померанцовая...

– Да понял, понял, возьми любую, что покрепче и подешевле.

– Значит, хинную, - кивнул Мих.
– Дале что?

– Жди меня на улице у трактира.

Сказано - сделано. Сходил орчук туда же, где давеча завтрак для господина брал, взял бутылку хинной, даже передернулся, представив запах оной, и вышел наружу. Ждал долго, пока не подкатил закрытый экипаж купейного типа.

– Михайло, давай внутрь.

Орчук открыл дверцу и оторопел. Поклясться мог, что голос господина слышал, однако внутри никого не было. Посмотрел на кучера, тот ответил не менее недоуменным взглядом, не понимая, чего полукровка на него пялится.

– Извини, - внутри вдруг обнаружился сидящим Витольд Львович, причем на его лице сияла редкая для вечно озабоченного титулярного советника улыбка, - не смог удержаться. Я вот новую способность практикую.

– Это замечательно, - хмуро ответил Мих, влезая внутрь и с трудом закрывая за собой дверцу. Вышло в купе тесновато.
– И давно вы это... полностью исчезать стали?

– Да вот только что. Шел мимо стеклянной витрины и подумал, почему бы нет.

Витольд Львович качнулся от резкого толчка, и экипаж сорвался с места.

– А зачем купе взяли? Бричка дешевле.

– Во-первых, никто не должен видеть, что ты въезжаешь в Захожую слободу. По моей легенде, ты вообще в колясках и каретах не ездишь. А если пешком пойдешь, неровен час на орков полнокровных нарвешься. Я слышал, они орчуков православных не очень жалуют. Во-вторых, чтобы меня не видели. Это тоже немаловажно. В-третьих...

– Что за легенда-то?

– Итак, слушай основное, Михайло.

Говорил Витольд Львович много, но все по делу. Как обычно выходило все у него ладно, Мих бы до подобного сроду не додумался, а Меркулов, светлая голова, - воно что, запросто. И ведь самое интересное, опыта у него в полицмейстерском деле никакого, но все же размышляет здраво, точно по полкам в лавке все раскладывает.

– Самое важное, - заметил он, когда они вкатили уже в Захожую слободу.
– Не называй эльфийца эльфийцем.