Импориум 1. Следящие тени. Книга 1
Шрифт:
Мимо снова пробегают люди, на этот раз заинтересовали леди, она повернула голову в сторону, притянувшую всех их. Мелькают несколько спин в деловых костюмах, несутся вдаль словно на марафоне. И никого особо не смущает грязевая жижа под ногами, не останавливают сорвавшиеся с голов шляпы. Бегут. Впереди же всех что-то совсем непонятное и очень шустрое, вырядилось оно как пугало. Всё чёрное, обмотанное грязными бинтами. В одной руке размахивает чемоданом, с другой стороны подмышкой крепко зажимает некий продолговатый свёрток.
Пугало несколько замедлилось… из-под сапог летят в стороны куски и ошмётки грязи, оно само обернулось через плечо. В сей миг кажется ветер изменил направление,
Пугало развернулась обратно, продолжило свой триумфальный забег. Спины остальных людей, крыши домов скрывают последующее перемещение неизвестного беглеца.
Ушёл, но оставил после себя послевкусие. Леди не только чувствует запах гниения, но и ощущает вкус разложения во рту. Он где-то между зубов или под языком. Девушка весьма неуместно суёт пальцы в рот, пытается там среди слюней что-то найти. По дороге вслед за остальной толпой следует последний бегун. Толстый мужик в грязной рубашке с прилизанными усами, нелепо шлёпает по грязи, высоко задирая ноги, и всё время держит руки на поясе, не позволяя сползать брюкам. Пробегая мимо леди, ненадолго повернул в её сторону голову, продемонстрировал свой строгий и осуждающий взгляд. Продолжает шлёпать по грязи по следам остальных. Явно отстаёт от толпы, но стоит похвалить хотя бы за упорство.
Леди прочистила горло, раз за разом глотает слюни, но мерзкий вкус на языке никак не слабнет. Стакан бы воды. Начинает тошнить, кружит голову зловонный аромат. Может, пахнет из сумочки? Хочется бросить её в грязь. Стакан бы воды. Она повернулась к коляске, сделала один шаг. Чёрная тряпка, закрывающая колыбель младенца, соскочила на пол, теперь ветер играется с ней на ступенях. Среди белых пелёнок, рядом с выпавшей соской свою маму ждёт маленький уродец. Обожжённая кукла с пришитыми на глаза пуговицами смотрит на милую леди и улыбается. Шов от носа до лба, кнопка на пупке. Губы в чёрных чернилах, за ними из глубин башки повылезали корни. Тварь не спит.
Красивое, дивное, милое личико леди перевоплотилось в ужасную гримасу. Словно мгновенно в её жизни пролетела пара десятков лет, обратилась настоящей старухой. Совсем близко из-за домов донёсся вопль грудного младенца. Ровно тогда рот его матери раскрылся, она завизжала ему в ответ.
Скажут лишь о торчащих из-под чёрных одеяний длинных когтях, о сером голом лице без губ и глаз. Расскажут и о том, как взвыл младенец, когда тварь вскрыла ему живот. Парнишку постарше оно заберёт в подвал разрушенного дома, там среди затопленных комнат потеряются последние следы.
Крадут. Небольшая пекарня. Шестилетняя девочка сидела в маленькой тёмной подсобке для персонала. Смена подходила к концу. На прикованных к стене часах секундная стрелка отмеряла оставшиеся минуты. Последняя партия булок отправилась в печь. Главная по смене отсчитывала каждой поварихи выполненную норму. Запах свежеиспечённого теста, аромат ванили. Девочка в подсобке по-прежнему ждала со смены маму, но похоже дождалась нечто иное. Оно, несомненно, было куда ужаснее, источало страх. Тень разрастается по стене, её приближение сопровождает лёгкое завывание, доносящееся через входную дверь. Явиться из-за угла стены, первое, что покажется
Крадут. Юный Джек, мальчик четырёх лет пропал прямо из своей колыбели. Ворвавшихся в его комнату на стук и грохот родителей не ждало ничего кроме распахнутых настежь окон, перевёрнутой кроватки. Разве что ещё дожидались куски грязи на полу, черви, принесённые вместе с холодной землёй. Не плакал, только хныкал. Оно схватило за горло, закрутило среди собранных прямо на кроватке одеял. Горькие слёзы – обязательная составляющая утех, то, что предстоит вкусить им всем. У окна высоко вздымаются шторы, оно растворится среди них.
Глава 2.
– В общем, всё то, что очень привлекает, буквально завлекает пылкий дотошный до правды разум.
Это странное возникшее желание пробраться в их логово. Оно приходило ко мне по ночам и мучало до самого утра. На тот момент я уже наталкивалась на узенькую сильно поросшую травой дорожку, ведущую в глубину посадки высоченных сосен. Хорошо запомнила, около какого забора надо сворачивать к деревьям. Знала, и куда приведёт извилистая дорожка, если не удержаться на месте, проследовать по гладенькому песочку через ветки и кусты. Столько раз та манила мои ноги. Эта тайная тропа, соединяющая заброшенную усадьбу с нашими дворами. Едва ли кто-то из местных о ней знает, не заметна с дороги, да и хорошо замаскирована среди десятков сросшихся кустов. Но в то же время прибитая к земле трава выдаёт её востребованность. Видимо, излюбили проход дикие животные. Кто ещё? Я-то об тайном пути никому не рассказывала, это мой секрет. Хотите погулять среди высоких сосен? Найдите сами.
Никому не дано, только если найдётся душа наподобие Гретель Андерсум, той, которой приспичит полакомиться яблоками с чужого соседского двора. За теми деревьями, упиваясь сладкими плодами, и произойдёт встреча с рукотворной аркой-входом. Некоторые дети леса свили из веток неплохой дверной проём. Забыли разве что прилепить сбоку звонок или колокольчик.
Вокруг небольшой туман, многое скрывает в своей дымке, в отдалении видны лишь контуры массивных стволов. Девочка из дома Андерсум помнит, какое светлое это было утро, но тут всё такое серое, бесцветное и безжизненное. Только озарённый выход из лабиринта, образованного переплетениями деревьев, напоминает о солнечном дне. Но тот проход уже далеко, его скоро совсем не будет видно. По ту сторону пропали очертания дома мистера торговца, исчезли контуры стоявших вдоль обочины дорожных знаков. Остаётся только туман. Ноги идут вперёд, всё сильнее уходят в его объятья, углубляются в пучину теней.
Внизу тянется по земле густой мох. А справа и слева подходят к заброшенной тропинке корявые кустарники, периодически попадаются низкорослые деревца. Всё бы ничего, если не приходилось продираться через их извилистые ветви, корявые суки, на некоторых из них и того весьма колкие шипы. Уже столько царапин на руках, парочка ещё красуется на щеках.
Тут одиноко, звери, птицы и, кажется, даже насекомые покинули это место. Оно стало непригодным для жизни, отвергнуто природой. Оставшееся и неспособное уйти засыхает и догнивает. Окружает исключительно треск веток, кузнечики не стрекочут, соловьи не поют. Но тут сильная сырость и от того множество мелкой гадости, черви самые многочисленные из них. Хорошо, что обувь защищает стопы, не приходится касаться мерзкие извивающиеся организмы. Паразиты только прибывают, запах гниения для них благоухание, гной и плесень – надёжный питательный кров.