Импортный свидетель (сборник)

Павлов К.

Сказано — сделано. Николай перемахнул через борт прямо на дорогу. Резкий визг тормозов заставил его пригнуться к земле. Перед ним остановился «студебеккер», и из него стали выпрыгивать солдаты. «Черт, вот оно, сопровождение, — подумал Николай, — а я и не заметил. Ладно, убежать не дадут, но и допрашивать себя я им не дам». И он помчался к обочине, надеясь, что его полоснут очередью из автомата…

Но очереди не было. Николая поймали и доставили по месту назначения.

Был теплый ласковый летний вечер. Кузьмина швырнули

в какой-то временно сколоченный барак, где находилось еще несколько человек. По их озабоченным лицам Николай понял, что это товарищи по несчастью.

— Виктор Иванов, — представился он ближайшему молодому человеку с бородкой.

Человек машинально протянул ему руку:

— Велентьев, доктор наук, биолог.

— Такой молодой, и доктор наук! — удивился Николай. — Правда?

— Правда, — тоскливо проговорил Велентьев, — а что тут удивительного?

— Надо отсюда убежать, — сказал Николай.

— Надо, — согласился Велентьев, — но это практически невозможно, они сами констатируют, что из их плена почти не было побегов.

— Ну это не так, я сам уже почти убежал, было бы желание.

— Желание? — улыбнулся прислушивавшийся к их разговору полный брюнет почтенного возраста. — Желание есть, но как?.. Ах простите, я не представился. Спесивцев.

— Профессор? — спросил поспешно Велентьев.

— Бывший, кому это теперь нужно!

— Но как это бывший, когда мы с вами в прошлом году были на конгрессе биологов вместе? Припоминаете?

Брюнет присмотрелся.

— Кажется, — промолвил он.

Впрочем, у обоих был такой вид, что немудрено было и не узнать друг друга.

Николай вскоре узнал, что все находившиеся в бараке были или врачами, или биологами, или генетиками (слово новое, Николай несколько раз переспросил, пока не запомнил его).

Вскоре всех пленных вывели на улицу, и офицер потребовал через Николая-переводчика, чтобы они забрались в «студебеккер». Через пять минут погрузка была завершена, и машина в сопровождении двух офицеров с автоматами двинулась в неизвестном направлении. Николай отчетливо слышал шум боя, машина шла в ту сторону, откуда стреляли.

Теплый летний вечер приятно освежал взмокшую грудь. Снова начинала болеть голова. Николай перемигнулся с сидевшим напротив него молодым ученым. И они поняли друг друга.

Почти одновременно пленные выбросили из кузова на полном ходу обоих растяп-автоматчиков, причем у одного из них удалось вырвать автомат. Шоферу было приказано включить полный газ и ехать туда, где стреляют.

«Студебеккер» проскочил несколько постов и остановился лишь тогда, когда у него были пробиты все скаты. Ученые повыскакивали по команде Николая из кузова и спрятались под грузовиком. Появились советские солдаты.

Николай и представители науки утром были направлены в Ленинград для выяснения, как в то время говорили, «некоторых обстоятельств».

5

— Ну

что, Виктор Иванов? — спрашивал в уютном кабинете Николая молодой лейтенант, улыбаясь и всем своим видом показывая, что кому-кому, а ему прекрасно известно, что перед ним не Иванов, а…

— Кузьмин Николай Иванович, комсомолец, родом из Сестрорецка, из семьи рабочего, воевал там-то и там-то, в бессознательном состоянии был захвачен немцами, но тут же отбился и привез группу ученых-врачей.

— Зачем в плен сдался? — спросил находившийся в кабинете другой сотрудник.

Николай улыбнулся:

— Так ведь все равно как мертвый был.

— Согласие на сотрудничество немцам давал?

Николай вскочил:

— Да, как вы смеете! Я — согласие немцам! Да вы что?

— Что тут особенного? — удивился третий. — Если нет, тогда все в порядке.

Но порядка Николай тут никакого не видел. Не было порядка в том, что с таким подозрением отнесся к нему один из сотрудников. Лейтенант — тот ничего. Мало ли что они подозревают, на то они и поставлены — это их работа. Но в любых обстоятельствах нельзя унижать человека, в этом Николай был абсолютно убежден.

Николая привели в камеру, щелкнул замок. Он остался один. Ему приносили есть и пить, выводили на прогулки. Допросы возобновились только через трое суток.

— Будем колоться? — спрашивал Николая тот, третий.

— Чего?

— Ну, расскажешь, для чего тебе нужна история о том, что ты родился в Сестрорецке, и все прочее, и почему назвался Ивановым?

— На понт берете, — в тон ему ответил Кузьмин, — я действительно сестрорецкий, а что до Иванова, так надо же бдительность проявлять, не своей же фамилией называться — кругом немцы.

— А что за команду привел, знаешь?

— Не знаю, сунули к ним, чтобы переводил.

— Что переводил?

— Да ничего, только успели познакомиться, как привезли.

— Почему повезли именно в Ленинград?

— Не знаю, я не знал направления. Спасибо хоть охрана была хилая.

— А может, она нарочно была такая, чтобы легче с ней справиться и к нам сюда внедриться?

Николай только и нашелся выкрикнуть:

— Я — комсомолец!

— В городе некоторые так называемые партийцы партбилеты сжигают, — заявил третий.

— Это не партийцы, а подонки!

— Согласен, но не кипятись, сейчас война. Рассказывай, кто да кто с тобой ехал?

— Я заметил, что врачи. Профессор там один был, биолог, и этот, как его, генетик. А почему в Ленинград — не знаю.

Только много лет спустя советские люди узнают, что не случайно команда врачей и биологов формировалась именно в Прибалтике. Вермахту был поручен поиск людей, имевших отношение к медицине, для создания оружия, могущего поставить на колени разум. Такое оружие не было создано в гитлеровской Германии. И об этом еще будут написаны книги.