Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
Впереди в зелени показалось строение. «Клиника», — догадался я, хотя оно и мало напоминало медицинское учреждение.
— Это чтобы не привлекать внимания, — сказал мне Федерик, хотя я вовсе не спрашивал его ни о чем.
Мы вышли из машины, и тотчас же я почувствовал очень болезненный удар под ложечку. На какую-то секунду я потерял сознание, но инстинкт сработал, ребром ладони я рубанул чью-то руку. Там были кусты, поэтому я не видел чью. У-шу, так называется древняя борьба, — искусство отражать удары противника. Судя по началу, это искусство мне пригодится в «гостеприимной»
Во время этой сцены не было произнесено ни звука, только Федерик рявкнул: «На место, свои», — так, как говорят собаке.
Немедленно странный напавший на меня человек повернулся и пошел прочь, придерживая свою мгновенно вспухшую искалеченную руку. Я же, превозмогая боль под ложечкой, но не подавая вида и улыбаясь через силу, последовал за Федериком.
— Я могу вам помочь, — сказал этот странный толстяк Федерик, — только прошу вас, держитесь свободнее, вы очень скованны, а мы идем к друзьям.
«Хорошенький поход к друзьям», — я с гримасой потянулся и пытался потереть себе под ложечкой.
— Вам сейчас сделают массаж. Извините, это мера предосторожности.
И в эту секунду я почувствовал, что весь мир вокруг меня вдруг стал двоиться и троиться, все предметы покрылись цветными оболочками, от места, куда меня ударили, стало исходить удивительное тепло, ноги стали ватными, голова отказывалась соображать.
Больше я ничего не помню.
Из архива Вождаева
Планомерное физическое уничтожение африканцев и арабов с помощью туберкулеза, рака и других болезней — главная цель исследований, проводящихся в ряде секретных научных центров военных ведомств США, ЮАР и Израиля, сообщает ангольское информационное агентство «Ангол Вашингтон». Претория и Тель-Авив, возлагая большие надежды на оружие массового уничтожения, названное ими «этническим», форсируют создание новых вирусов и бактерий, способных вызывать смерть представителей определенных расовых групп.
6
Очнулся я от ощущения, что меня душат. В помещении было довольно прохладно, но невыносимо душно, словно оттуда был выкачан кислород, и, что самое неприятное, страшно темно — пытка для людей, имеющих слабую силу воли. Ощущение такое, будто ты ослеп. Эта пытка известна еще от нашествия татар на Русь: пленного помещали в темное помещение сонным, он просыпался в абсолютной темноте, и с ним разговаривали так, словно все вокруг все видят. Он начинал растирать глаза, и часто до крови.
Должен сказать, что после полутора-двух минут любой человек может взять себя в руки и сообразить, что повреждений глаз нет, они не болят, стало быть, просто нет света в помещении. Никаких звуков не раздавалось, а судя по тому, что было трудно дышать, помещение, где я находился, не очень большое.
Первое, о чем подумал: «Дурак, глупо попался».
Потом стал соображать, кто в этом виноват. Вероятно, те же силы, которым невыгодно было, чтобы я, известный Вождаев, проявлял большую
Да, но позвольте: на нашу комиссию смотрит не одна страна, а весь мир! Как же так, ведь немедленно, едва я только пару раз не приду обедать, должен будет возникнуть вопрос: где Вождаев? Хотя в наш век полного равнодушия друг к другу, особенно к зарубежным представителям, так может и не получиться. Могут и не заметить. И мне остается только лежать и ждать, что будет дальше, по возможности запоминая все, что я тут увижу, поскольку записывать мне вряд ли позволят. Но если вырвусь — расскажу и напишу.
Я провел рукой по своему телу сверху вниз, обнаружил, что лежу одетый, в костюме, что у меня исчезли документы и записная книжка. Но зато есть перочинный нож. Его-то для чего мне оставили?
Не знаю, долго ли я лежал так, размышляя, мне во всяком случае даже показалось, что я задремал, перестав думать о чем бы то ни было. Проснулся вскоре. Болела голова, стало теплее, но воздуха не прибавилось. Проснулся от какого-то первобытного голоса, раздавшегося надо мной. Я открыл глаза и обомлел от страха: прямо надо мной, раскрыв отвратительную пасть, почти доставая язычком до меня, висела исполинских размеров змея, какие водятся только в жарких странах.
Странно, что я не умер немедленно, а сумел взять себя в руки и принудил закрыть глаза. Но страшное видение не исчезало. Я и сейчас вижу эту змею. Однако дальнейшие события показали мне, что я был прав, закрыв глаза, и вот почему: за мной наблюдали, изучали мою реакцию на страх, нашли, что я флегма, а стало быть, меня мало что, кроме физических страданий, может вывести из равновесия.
Я же, увидев чудовище и закрыв глаза, рассудил: если это конец, то лучше всего встретить смерть с закрытыми глазами. Но почему мне уготована именно такая смерть, когда убийство можно было совершить десятки раз, не прибегая к столь изощренному способу? К тому же такие большие змеи редко бывают ядовитыми, и раз эта змея была мне показана — ведь она была ярко освещена, — значит, все было инсценировано, исключительно чтобы меня напугать, парализовать мою волю. А может быть, яд такой змеи нельзя обнаружить обычным способом, я где-то читал об этом.
Чем больше я размышлял, тем больше успокаивался.
Парализовать мою волю не удалось. Я чуть приоткрыл веки — так, чтобы, если за мной наблюдают, не было бы видно, что я подглядываю, — но ничего не обнаружил, кроме темноты. Змеи не было. Может быть, игра закончилась.
Собрав всю свою волю в комок, превозмогая страх, смешанный с отвращением, я выпростал руку туда, где, по моему представлению, только что находилась змея. Рука больно ударилась, как мне показалось, о гладко отполированный камень.