Импортный свидетель (сборник)

Павлов К.

За чашечкой чая, перед осмотром пассажирских помещений парохода, суть беседы с капитаном была очень короткой, хотя форма обмена изысканными любезностями и растянула эту беседу на полчаса. Суть беседы в любом другом порту, кроме китайского, могла бы быть выражена всего лишь такими короткими фразами, как: «Велика ли вместимость кают и трюма вашего парохода? Две тысячи? Но это ведь считая взрослых людей… А ваши пассажиры будут маленькие… Вы считаете, в этом случае на тридцать процентов больше? А если немножко потесниться в трюме? При некоторых неудобствах в полтора раза больше?.. Только? Так, так… Но ведь чем больше детей вы возьмете, тем меньше невзгод будут терпеть оставшиеся

до следующих рейсов?.. Нам бы хотелось, чтобы вы разместили четыре тысячи маленьких пассажиров!.. Душно? Тесно? Камбуз не справится?.. Конечно, конечно, если б речь шла о взрослых людях. Но ведь это же дети, каждый из них вдвое меньше взрослого человека. Послушайте, капитан, но ведь ради большой гуманности можно пойти и на маленькие неудобства, временные же. Сколько будет длиться ваш рейс?.. Какие-нибудь две недели?.. Мы даже согласны пойти на некоторые дополнительные расходы — премиальные за быстроту хода, за усердие коков, за пеньковые веревки дли дополнительных подвесных коек и для камышовых подстилок, наконец, ради необходимости круглосуточного присмотра за открытыми, создающими более энергичную вентиляцию, люками?.. Сколько?.. Вот это, да-да-да, вот это разговор, подсказанный вам истинно конфуцианской мудростью… И не забудьте, что мои друзья-профессора, имена которых известны всему великому китайскому народу, будут неусыпно следить за здоровьем детей, будут все время на вахте с вами!..

Все кончилось хорошо. В ту же ночь на больших шаландах к борту стоявшего на рейде парохода было доставлено ровно (пересчитывали по головам) четыре тысячи маленьких пассажиров — китайских девочек и мальчиков, обездоленных жестокой войной, лишившихся своих родителей, угнанных неведомо куда в качестве военнопленных, или убитых в боях, или пропавших без вести, когда населенные ими деревни, охваченные пожарами, были покинуты людьми, или когда взрослые были обезглавлены победителями…

Среди маленьких пассажиров оказались дети не только китайского народа. Ну что ж, разве гуманность и доброта региональны?

Погрузка такого количества пассажиров потребовала от грузчиков и матросов дополнительных физических усилий и некоторой нестеснительности в средствах применения этих усилий. Но владелец фирмы щедро расплатился со всеми утомленными лишней работой, и на рассвете, подняв свои якоря, белый, порозовевший в лучах зари, большой пароход под гордо реющим флагом великой державы покинул рейд шумного, полного суеты порта и, разрезая могучим форштевнем пенистые, обвальные гребни встречных волн, вышел в открытый океан, где килевая качка сменилась изрядной бортовой. Черный дым валил из двух его широченных труб. Все, что могло на его палубах сползать, скатываться, срываться, было накрепко занайтовано под зычный голос дюжего боцмана, потребовавшего в мегафон задраить все палубные люки. С юго-востока надвигался крепкий шторм…

Великолепный лайнер шел самым полным ходом. Премия за полный ход и за все прочие дополнительные усилия была честно выплачена капитану в момент последнего рукопожатия в его каюте.

…Через двенадцать суток три тысячи шестьсот девятнадцать маленьких пассажиров перестали ощущать качку — проведенный прибывшим с берега многоопытным лоцманом по фарватеру в проходе между коралловыми рифами пароход бросил якоря в невозмутимо прозрачную воду, пропускавшую солнечные лучи до самого дна полукруглой лагуны.

В судовых документах значилось, что в согласии с приложенным актом, подписанным тремя светилами медицинской науки, капитан не ответствен за некоторую убыль пассажиров, вызванную последствиями тяжелой морской болезни, в которой винить можно только природу,

наславшую на корабль зарегистрированный всеми радиостанциями полушария свирепый циклон. Он налетел и умчался.

Теперь было безветренно. Словно впаянные в белесоголубые небеса кроны пальм даже не шевелились. День был радостным, ярко и жгуче солнечным. Вдали виднелись ряды белых домиков, окруженных тропической зеленью, и длинные, похожие на ангары для самолетов, но только с плоскими крышами, здания помещений научного Центра, администрация которого готова была с отменным гостеприимством встретить первую партию своих маленьких гостей, которым человеческая гуманность и великие достижения древней науки, сочетаемые с самыми современными Открытиями и методами, должны были принести счастье…

Из архива Вождаева

Заканчиваются трехлетние клинические испытания высокоэффективного лекарственного препарата интерферона, обладающего уникальной способностью убивать любой вирус. Самое примечательное в том, что сделан он не в клетке человека, а в клетке бактерии. Создан новый тип лекарств. Эту победу микробиологов можно сравнить лишь с открытием антибиотиков.

10

— Он — врач?

— Да, конечно.

— И у него есть диплом?

— Безусловно! Врач без диплома не мог бы оказаться в штате моей лаборатории. Никаких дилетантов я не признаю. А собственно говоря, крошка Гильда, почему этот человек так заинтересовал тебя?

— Как его зовут?

— Мильнер. Ганс Мильнер.

— Это настоящее имя или, как почти везде теперь, все для удобства? У тебя-то здесь подлинное твое имя?

— Неподдельное! Иначе как бы ты могла приехать сюда, фрау Гильда Войтецкая? А у него? Разве гейдельбергский диплом может быть выдан иначе? Все подлинное, все правильно. Он — врач, притом педагог, к тому же у него есть отличная научная работа в области детской психиатрии.

— Детской, говоришь?

— Да, его считают хорошим специалистом, иначе не рекомендовали бы ко мне! Правда, у меня он занят больше администрированием, чем работой по своей специальности: он строг, энергичен. Во всяком случае, пока наша работа еще только по-настоящему разворачивается…

— А в чем именно состоит ваша работа?

— Гильда, милая моя, ученые не любят, когда, прости меня, дилетанты им слишком надоедают расспросами!.. Когда-нибудь, если мы добьемся настоящего успеха, ты все узнаешь при условии, что останешься здесь…

— Мирек… Я не останусь здесь надолго…

— Тебе здесь не нравится?

— Нигде мне теперь не нравится! Дай ухо! Там, где есть боши!

И, отстранив ладонью голову мужа, уже почти сплошь седую, Гильда громко и весело воскликнула:

— Какой тут у тебя душный воздух, Мирек! И вентиляторы работают, а дышать нечем!!! Можем ли мы с тобой сейчас выйти в сад?.. Весна, сирень цветет!.. Ты имеешь право располагать своим временем? Пройдемся, а потом я разбужу нашу девочку и мы вместе втроем пообедаем.

— У тебя ключицы торчат… Боже, как ты худа! Ты голодала в Париже?

— А ты думал как? Зато ты тут совсем превратился в бюргера!

— Я? Для ученых здесь нет никаких ограничений в питании!

…Войтецкий тщательно запер за собою дверь кабинета. Они вышли стеклянным коридором В фойе. Войтецкий небрежно кинул вытянувшемуся перед ним охраннику:

— Вызовите, если понадоблюсь! — и вышел с женой в сад.

За листвой плодового сада виднелись стройные розовоствольные сосны, за которыми вдали посверкивало солнечной рябью белесовато-серое море…