Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца
Шрифт:
– Фил! Ну ты козел! Ты мне гитару расстроил! Смотри, как грохнулась!
– Чуваки! – говорит Ударник, который вытачивает еще пару барабанных палочек (у него их уже штук пятнадцать – они часто ломаются). – А где гитара? Где ваш гитарист долбанный? Я уже достался здесь сидеть! Все пальцы уже в занозах!..
Помутневшим взглядом Фил осматривает помещение. Макс действительно не обнаруживается.
– Где… Макс? – спрашивает Фил гробовым голосом.
Тимшин и Ударник делают заинтересованный вид, внимательно осматривая гримерную. На их лицах написано глубокое непонимание
– Ребята! Через две минуты ваш выход! – объявляет этот Шкафчик. – Только что отыгрался товарищ Кинчев, публика разогрета.
Чрезмерно возбудившись от чувства собственной значимости, Шкафчик исчезает в дверях, снова попадая в руки фанаток.
Фил осматривает себя в зеркале, обнажает грязные зубы, втирает в лицо синий грим. После прихорашивания подходит к поверженному Бегемотову и пинает его в бок ботинком американского парашютиста.
Нестор, приходя в себя, но еще не в себе:
– О, класс! Какие шузы! Где нарыл?
– Чувак, ты на гитаре рубишь?
– Соло? Лидер? – уточняет взволнованный Нестор.
– Здесь один лидер. Это я… Соло.
– Ну как, чего там… Долго что ли научиться…
– До выхода на сцену – одна минута.
– Тогда я готов! – говорит Нестор, встает и отряхивается. – Напой мне две первые песни, остальные я соображу.
– Я тебе буду аккорды говорить.
– А я не знаю аккордов.
Минуту они молча смотрят друг на друга. Наконец в гримерную вбегает Макс с гитарой и симпатичной девушкой под мышками.
– А я думал, что вы уже на сцене! Круто! Можно еще успеть!
Макс достает из чехла бутылку водки, высоко поднимает ее над выбритой головой.
– Во!
Музыканты заметно оживляются и подыскивают подходящий инвентарь. Макс разливает водку. Все с деланным удовольствием выпивают.
– Ну ты козел, Макс, – ворчит Фил. – Я только что вот этого чувака на гитару подписал.
Нестор с довольным видом уже достает из чехла гитару Макса.
– О, класс! Где нарыл? Примочка есть? Можно попробовать? Тяжелая, блин!..
В комнату снова вбегает директор Шкафчик, по виду которого заметно, что он в шоке: состояние шока создают его глаза, вылезающие из орбит.
– Все, ребята, хватит! Если вы сейчас не покажетесь на сцене, начнется погром! – кричит Шкафчик и, чрезмерно взволновавшись, убегает.
– Чувак, отдай гитару, она током бьет, – вежливо просит интеллигентный Макс редактора Бегемотова.
– Да подожди ты! Я такую песню сочинил! Во, слушай – это улет, это полный обсад, это больше, чем рок-н-ролл!
Фил идет на сцену в драном домашнем халате, взгляд его отрешен. Проходя мимо Бегемотова, он больно бьет его пустой бутылкой из-под водки по голове. Разговорчивый Нестор падает, как надпиленный дуб, опрокинув шкаф с комсомольскими призами и дипломами.
– Фил! Ну ты козел! – кричит Макс в возмущении. – Ты же мне гитару расстроил!
Он снимает гитару с бездыханного Нестора и бросается догонять Фила, Ударника и Тимшина.
– Фил! А что мы сегодня играем?
В комнате остается только неопознанная девушка Макса. Она вытаскивает из кармана плейер,
Девушка Макса подходит к окну и стоит, легка и недвижима, пятнадцать минут. А может быть и всю вечность.
Фил подходит к микрофону и задушевно произносит: «Один, один, два!» Публика в зале тут же разражается радостными криками, становясь повсеместно «на уши». Фил надевает гитару и идет втыкать ее в пульт. Только что в гримерной он выпил стакан душистой водки. Сейчас захотелось повторить.
Команда, как во сне, делает вид, что настраивается. Фил, наконец, попадает джокером в пульт и возвращается, как завороженный, к микрофону. «Один, два, десять…» – снова многозначительно слышится из колонок. Фил, щуря глаза, высматривает в зале знакомых и кому-то даже говорит: «О, привет!», а потом, почти без паузы: «Козел!»
Тимшин, отрегулировав звук, приближается к Филу, и они, отойдя от микрофона, долго спорят о том, какую песню петь первой. Некоторые песни Фил сейчас подзабыл (но потом, по ходу дела, он их вспомнит), другие не знает как играть Тимшин, оправдываясь, что впервые слышит об их существовании.
– Ну ты козел! Все играется в «ре». Обычный квадрат. Вот, смотри…
Фил начинает показывать Тимшину аккорды, зал шумно оживает, за стенами слышатся отдаленные, полные горечи, крики не попавших в зал чуваков. Гитарист Макс, почувствовав что-то неладное, делает один из своих «запилов» (это мягко сказано), полностью заглушив не только гитару Фила, но и вступившего Ударника. Последний, не узнавая почему-то песни, все же старается попадать в ритм, который угадывает по телодвижениям Макса.
С невозмутимым лицом Тимшин начинает вести басовую партию, которую он придумал накануне, сидя в ванной (иногда Тимшин сидит в ванной). Чтобы услышать свою гитару, ему приходится спуститься в зал и встать возле динамиков.
Публика вскакивает на сидения, ломает первые за этот вечер кресла, и вопит от восторга и благоговения что-то неразборчивое. Две симпатичные девчонки оперативно закидывают Фила своим нижним, хорошо пахнущим, бельем.
Фил, механически передвигаясь по грифу гитары, решает, что пора что-нибудь сказать в микрофон. Макс, однако, все пилит и пилит на своей черной и узкой гитаре, а Тимшин к этому времени выясняет, что его гитара не слышна совсем, потому что шнур выпал из гнезда усилителя.
– Да заткнись ты, гад! – кричит Фил Максу и тот выходит из «клинча» (это мягко сказано), недоумевающе глядя на Фила. Неужели тому не понравилась его нефиговая импровизация?
Фил бросает играть и под монотонный ритм барабанов начинает говорить в микрофон тихим и невозмутимым голосом текст песни, да так, словно собирается сейчас же броситься в туалет. Текст замечательной песни приходится выдумывать сразу из головы, что никогда Филу особенно не нравилось.
– Когда ты кидаешься нижним бельем в меня, такого милого, в меня, такого пьяного, я плохо сплю потом по ночам, прошу тебя перестань – меня уже тошнит!..