Imprimatur
Шрифт:
– Живы-ы-ы? – донесся из мрака голос Атто, перекричавшего рев водопада.
– Я зде-е-есь, – отвечал я, барахтаясь изо всех сил. Что-то ткнулось мне в грудь, лишив меня дыхания.
– Хватайтесь за лодку, она здесь, рядом с нами! – прокричал Атто.
Чудом удалось мне ухватиться за борт лодки в тот момент, как поток с новой силой взялся за нас.
– Угонио! Где ты! – завопил Атто что было мочи.
Нас осталось только двое. Осознавая, что движемся навстречу смерти, мы отдали себя на волю провидения, уцепившись за жалкую посудину, швыряемую темными густыми массами, лишь на какую-то долю состоящими из воды, а по большей части из мочи и фекалий.
– Попахивает… теперь понятно, – услышал я голос
– Что понятно?
– Мы не просто в каком-то там заштатном канале, мы в Cloaca Maxima [177] , самой мощной сточной канаве Рима, выстроенной еще древними римлянами.
Скорость, с которой нас несло вперед, вновь увеличилась, и по этому, а также по изменившемуся эху мы догадались, что оказались в широкой трубе с очень низким сводом, и было сомнительно, чтобы наш перевернутый челн смог преодолеть ее в целости и сохранности. Зато грохот воды уменьшился, поскольку каскад остался далеко позади.
177
Клоака Максима – самый большой крытый канал для стока нечистот, протянувшийся от Форума до Тибра. Сооружен при Тарквинии (правил с 616 по 579 г. до н. э.), привнесшем в Рим эллинистическую культуру. Клоака Максима существует до наших дней
И вдруг лодка встала, зацепившись за свод. Подняв руку, я с ужасом убедился, сколь мало расстояние, отделяющее поверхность сточных вод от него. Воздух был смертоносным, перенасыщенным зловонными испарениями, дышать давалось с неимоверным трудом.
– Что делать? – спросил я, пытаясь не набрать в рот этого месива.
– Назад уже не вернешься. Отдадимся на волю потока.
– Я не умею плавать!
– Я тоже, но воды очень плотные, старайся просто держаться на поверхности. Ляг на спину и подними лицо над водой, отплевываясь, – советовал мне Мелани. – Время от времени греби рукой, но не налегай, иначе пойдешь ко дну.
– А потом?
– Куда-то мы непременно выплывем.
– А если свод окончательно сомкнётся с потоком? Ответа не последовало.
Выбившись из сил, мы доверились водам (если этот понос имел к ним хоть какое-то отношение) и неслись до тех пор, пока не сбылось мое предсказание. Течение вновь усилилось, словно теперь стоки устремились вниз. Воздух был уже столь разрежен, что приходилось надолго задерживать дыхание, а потом лихорадочно хватать его ртом; от зловонных испарений у меня начались спазмы и головокружение. Казалось, кто-то мощный и далекий готовится окончательно поглотить нас.
Я стукнулся головой о свод, движение все ускорялось Смерть была близка.
Меня чуть было не вырвало, но я сдержался, с минуты на минуту ожидая освобождения от этого ужаса и успокоения. В последний раз услышал я придушенный, но близкий голос Атто:
– Ах, так это правда.
День девятый 19 СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА
– Смотри-ка, еще один. Совсем мальчишка.
Ангелы с состраданием разглядывали и ощупывали меня. Видно, мой земной путь подошел к концу, и я был уже в иных сферах, где все так же светило солнце, оказывая благотворное воздействие на души. Я ждал высшего приговора.
На несколько секунд время замерло, затем меня вновь коснулись ласковые руки. Мало-помалу, слыша неразборчивое перешептывание, я приходил в себя и наконец расслышал одну из фраз божественного совещания:
– Займись-ка другим.
В считанные мгновения, длившиеся, возможно, вечность, горние посланники оставили меня. Очевидно, их милосердное участие мне более не требовалось. Я отдался божественному свету, который благожелательное Небо расточало без разбору на все земное.
Против
После чего я обратил очи к источнику света и тепла и тотчас заслонил лицо рукой.
Было утро, я лежал на солнцепеке на берегу моря.
Очень скоро я убедился, что жив, хотя и очень слаб. Напрасно пытался я снова узреть двух ангелов, они куда-то подевались. Голову страшно ломило, глазам было больно от сияния. Обнаружилось, что я с трудом могу стоять: колени дрожали, ноги разъезжались в тягучей грязной жиже подо мной.
Прищурившись, я огляделся и узнал берег Тибра. Была ранняя пора, рыбацкие лодчонки мирно бороздили речную гладь На противоположном берегу возвышались развалины античного Понте Ротто. Справа виднелся невыразительный силуэт Тибрского острова, миллионы лет с обеих сторон омываемого рекой, слева на спокойном рассветном небе вырисовывался холм Святой Сабины. Мне стало ясно, где я: неподалеку от устья Клоаки Максима, выплюнувшей нас с Атто на берег Тибра. К счастью, нас не потащило вниз по реке. Смутно припомнилось, как удалось выскочить из воды и покатиться по земле. Да уж, иначе как чудом наше спасение не назовешь: случись такое зимой, я и впрямь бы уже поступил в распоряжение Господа Бога.
Сентябрьское солнышко, вставшее на чистом небосводе, вернуло меня к жизни. Но стоило мне слегка опамятоваться, как стало ясно, в каком плачевном состоянии я пребываю.
– Прочь, негодяй! На помощь!
Крик раздался откуда-то сзади. Я тотчас обернулся, увидел высокую дикую изгородь и в один прыжок добрался до нее. Двое мужчин, вернее, два подозрительных силуэта, склонились над распростертым на земле телом, покрытым слоем грязи и неспособным кричать оттого, что его выворачивало наизнанку. Завидев меня, злоумышленники отпрянули, бросились наутек и мгновение спустя исчезли из виду. Бывшие неподалеку от берега рыбаки как будто ничего не заметили.
Сотрясаемый конвульсиями, Атто исторгал из себя все, что наглотался за время нашего злополучного плавания. Поддержав его за голову, я помог ему не задохнуться от собственной рвоты. Некоторое время спустя он оправился и был уже в состоянии дышать и говорить.
– Два проходимца…
– Господин Атто, вам сейчас лучше помолчать.
– Ужо я им!
Ни тогда, ни позже у меня так и не хватило смелости признаться ему, что я принял этих двух обыкновенных воришек за посланников Божьих. Вместо того чтобы помочь, они тщательно обшарили нас. Да и серебряная рыба не имела никакого отношения к богоявлению.
– В любом случае поживиться им нечем. Все, что было при мне, осталось в чертовой Клоаке, – отплевываясь, заявил он. – Как ваше самочувствие?
– А как Ты думаешь? После всего, что произошло, да еще в мои-то лета… – Он расстегнул покрытые нечистотами камзол и сорочку. – Будь моя воля, я бы погрелся на солнце. Но нужно спешить.
И правда, ведь Кристофано вот-вот начнет утренний обход.
Под удивленными взглядами рыбаков, готовящихся пристать к берегу, мы удалились по улочке, идущей вдоль берега, оставив справа от себя Монте Савелло. Редкие прохожие, попадавшиеся на нашем пути, с неподдельным изумлением разглядывали наши унылые физиономии и замаранную одежду. К тому же я потерял свои башмаки и шел босиком, прихрамывая и безостановочно кашляя, Атто же просто-напросто напоминал восставшего из гроба. Он чертыхался, недобрым словом поминая боль в мышцах, обострившуюся от влаги и чудовищных ночных усилий. Наш путь лежал к коллонаде Октавии, как вдруг аббат резко изменил направление.