Imprimatur
Шрифт:
– Простите, господин аббат, – обратился я к Атто, который с раздражением избавлялся от грязи, приставшей к рукам, – но может, оно и к лучшему. Если этой ночью Дульчибени не заметит ничего подозрительного, пока будет коротать время за разгадыванием шарад, глядишь, завтра люк и оставят открытым?
– А вот и нет, – сухо возразил Атто. – Он догадывается, что мы не теряем его из виду. Если он что-то задумал, то постарается поскорее осуществить свой план: сегодня или в крайнем случае завтра.
– И что же?
– А то, что нужно любой ценой проникнуть к Тиракорде, Даже если
– Гр-бр-мр-фр! – прервал его Джакконио.
Угонио бросил на него гневный взгляд, словно для того, чтобы укорить.
– Что ж, вот и доброволец, – с довольным видом отозвался Атто.
Чуть позже наша группа распалась на две неравные части Атто, Угонио и я направились по галерее С по направлению к подземной реке. Джакконио предстояло подняться на поверхность через колодец, ведущий из этой галереи на площадь делла Ротонда, неподалеку от Пантеона. Оповещать нас, как он надеялся проникнуть в дом Тиракорды, он наотрез отказался. Мы в мельчайших подробностях описали ему жилище Тиракорды, он же терпеливо дождался конца нашего обстоятельного экскурса, чтобы заявить, что ему это без надобности. Мы даже вручили ему план дома, вычерченный на листке бумаги, с обозначением окон. Но он нашел ему более подходящее применение: стоило нам разойтись, как мы заслышали характерные натужные звуки, сопровождавшие некое действие, при котором листок бумаги как нельзя более кстати. План дома папского эскулапа хоть и просуществовал недолго, но явно пригодился.
– Думаете, ему удастся проникнуть внутрь? – поинтересовался я мнением Мелани.
– Не имею ни малейшего понятия. Мы дотошно описали ему внутреннее расположение помещений в доме, но, сдается мне, он и без нас знает, что да как. Я вот только не выношу этих их манер.
Очень скоро мы добрались до подземной речки, где двумя ночами ранее упустили Дульчибени, улетучившегося непонятно куда. По пути нам то и дело попадались гниющие зловонные крысиные останки. На сей раз мы вышли в путь не с пустыми руками, а как следует подготовившись: по просьбе Атто наши подручные запаслись мотком прочной веревки, железными гвоздями, молотком и шестом, что должно было позволить нам справиться с опасной и неразумной затеей Атто: перебраться через реку.
Приблизившись к реке, мы надолго застыли на берегу, задумчиво созерцая ее воды, казавшиеся более мрачными, недружелюбными и смрадными, чем накануне. На мгновение представив себе падение в этот грязный поток, я вздрогнул. Был неспокоен и Угонио. Я собрал в кулак все свое мужество и с мысленной мольбой обратился к Богу.
Как вдруг Атто шагнул вперед и вперил взгляд в угол, образованный правой стеной нашей галереи с той, по которой пролегло ложе потока. Несколько мгновений он оставался неподвижен, а затем изогнулся и принялся шарить за этим углом.
– Что вы делаете? – испуганно спросил я, видя, какое опасное положение приняло его тело, нависшее над водой.
– Молчи, – шепнул он, жадно ощупывая стену в поисках чего-то.
Боясь, как бы он не потерял равновесие, я был готов броситься к нему на помощь, но он уже откинулся назад, сжимая что-то в руке: это была веревка, которой
– А я-то думал, ты тоже догадался, – чуть погодя, когда мы уже тихонько плыли по течению, сказал мне Атто.
– Правду сказать, нет. А как вы-то догадались?
– Что ж тут мудреного. У Дульчибени было две возможности улизнуть от нес: переплыть реку или поплыть по ней. Во втором случае ему потребовалась бы лодка, причаленная где-то поблизости. Но, когда мы сюда добрались, никакой лодки мы не увидели, да если б она и была, ее снесло бы течением.
– Ежели б лодка была привязана, ее бы также снесло вправо от нас, поскольку протока течет слева направо, туда, где Тибр.
– Правильно. Это означало, что веревка была закреплена каком-то месте по правую руку от точки пересечения двух галерей, то есть по течению. Потому я и искал ее справа. Она была привязана к железному крюку, по всему видать, очень древнему.
Покуда я переваривал новое доказательство небывалой догадливости аббата Мелани, Угонио потихоньку правил с помощью имеющихся на лодке весел. Зрелище, представавшее нашим взорам в свете фонаря, было малоприятным для глаз и однообразно-унылым. Плеск воды о наше утлое суденышко отдавался в каменных сводах галереи.
– Но вы же не были уверены, что Дульчибени воспользовался лодкой, раз сказали «если б была лодка…», – возразил я некоторое время спустя.
– Чтобы докопаться до истины, порой достаточно предположить ее существование.
– Что вы имеете в виду?
– А то: перед лицом необъяснимых либо не подлежащих логическому истолкованию фактов следует представить себе непреложное условие их осуществления, даже если оно и кажется спервоначалу невероятным. То же и в государственных делах.
– Мудрено.
– Самая бессмысленная правда, которая при этом еще и самая мрачная, не оставляет никаких следов, мой мальчик. Помни об этом.
– Означает ли это, что она никогда не будет раскрыта?
– Отнюдь. Есть две возможности. Первая: ты знаешь что-то либо дошел до чего-то умом, но не обладаешь доказательствами.
– И что тогда? – все еще никак не разумея мысль аббата, спросил я.
– Тогда ты достраиваешь доказательства, которых у тебя нет, ради того, чтобы истина явилась на свет, – добродушно отвечал Атто.
– Вы хотите сказать, что можно натолкнуться на ложные доказательства подлинных фактов? – вскричал я, разинув рот от удивления.
– Однако что ж ты удивляешься? Никогда не следует впадать в общую ошибку, состоящую в том, чтобы считать неверным содержание того или иного измысленного документа или доказательства и думать, что верно обратное. Помни об этом, выучишься на газетчика: самые ужасные и непредставимые истины часто скрываются за подложными документами. – А если и таковых нет?
– Тогда, – и это вторая возможность, – тебе не остается ничего, кроме как выдвинуть предположение, а затем проверить его, как я тебе и говорил вначале.