Импровизация на тему убийства
Шрифт:
Вставив диск в плеер, я нажала на кнопку play. Сначала экран был темным, потом возникло изображение.
Это была комната Игоря. Камера стояла на письменном столе, в поле зрения прекрасно попадала кровать, но больше – почти ничего. Съемка велась в ночном режиме, но без всякой подсветки, и поэтому силуэты таинственно флюоресцировали и мерцали. Из-за недостатка света складывалось ощущение, что снимали сквозь толщу воды.
На кровати, похожей на огромную плоскую серую рыбу, виднелся силуэт спящего под одеялом человека. Это был Игорь. Живой Игорь. Потом раздался веселый женский голос –
«Сейчас я его разбужу!»
Теперь перед экраном появилась и она сама. Сначала покрутилась перед камерой, потом – заглянула в объектив, блеснув влажным темным глазом. Ясно было, что Кристина пьяна. Она начала раздеваться, напевая нечто непонятное, неразборчивое.
«Бум! – громко сказала Кристина и стянула куртку. Покрутилась еще, виляя бедрами и улыбаясь во весь рот, остановилась, стоя спиной к объективу, распахнула рубашку: – Бум!» – Кристина повернулась. Под рубашкой бюстгальтера не было.
Пританцовывая, неловко оступаясь, бессмысленно хихикая и повторяя «Бум!», она снимала каждую деталь одежды, пока не разделась догола.
«Сейчас все будет! Игорь, я пришла! Ты не ждал меня, а тут вдруг – я!»
Белая попа Кристины начала уменьшаться – она пошла в сторону кровати. Идти далеко не пришлось – в длину комната была не больше трех метров.
В это время Игорь зашевелился под одеялом. Видимо, Пряничникова разбудила его своими песнями и плясками. Он сел на кровати, и я услышала его голос, заставивший меня вздрогнуть всем телом:
«Что ты тут делаешь?»
Я видела его лицо, сонное, живое – он смотрел почти в камеру.
После первой фразы он повернулся в сторону входной двери – направо.
«Что происходит…»
Именно в тот момент и раздался выстрел.
– Бум! – зачем-то сказала я.
Раздался второй выстрел, Кристина рухнула на кровать.
Теперь все выглядело так, как я помнила. Нет, не все. Револьвер.
В кадре появился третий человек. Узнать его я еще не могла – он стоял спиной к камере, глядя на дело рук своих, и молчал. На нем были широкие джинсы, такие, которые молодые парни носят чуть ли не на середине бедер, и светлая широкая майка. Понятно было только, что это человек среднего роста, с короткими волосами. Комов? Но я так плохо его рассмотрела! Комов или не Комов?
Кажется, он зашептал что-то, как ребенок во сне, жалобно, с уже пробивающимися всхлипами. Голос тоже разобрать было сложно. Нагнулся над мертвым телом Игоря и судорожными движениями стал протирать револьвер. Затем резко и неловко вставил оружие в пальцы Игорю.
Потом он посмотрел на Игоря – я увидела его затылок, и – в камеру…
Зазвонил телефон. Аппарат стоял прямо у меня под носом, но я никак не отреагировала. Слышала – и не слышала. Продолжая наблюдать за происходящим на экране, сняла трубку.
– Алло, ты меня слышишь? – Это был Ник.
Говорить я не могла, только промычала что-то невразумительное. Кажется, у меня отнялся язык. Но лучше бы я оглохла и ослепла еще час назад.
– Ты видела диск? Смотрела? – И вдруг, точно в десятку: – Смотришь. Хорошо. Я не хотел вчера тебе его показывать. Я уже решил идти к Безответову, чтобы признаться в убийстве. Я не мог вчера… Ты
– Да. – Голос прорезался. – Я все понимаю.
– Нам дадут одну встречу. Это не положено, Безответов просто пошел мне навстречу. Из-за похищения Митьки. С этим надо разобраться. Больше до суда мы не увидимся. Ты сейчас поедешь к моему адвокату. Это Олег Диканский, записывай адрес. Он в курсе. Покажешь ему диск, потом вы приедете в центральный РОВД, остальное Олег сделает. Ты сможешь? Мне надо тебя увидеть.
– Я смогу, ни о чем не волнуйся.
– Спасибо. Я…
– Не волнуйся обо мне.
Время ощущать, чувствовать и размышлять кончилось. Случившееся оказалось в миллион раз кошмарнее моих ожиданий.
13 июня, день
Я увидела его в маленькой тесной комнатке с зарешеченным окном. Окно выходило во двор-колодец, и света от него было так же мало, как мало было радости в нашей встрече. В комнате не было никакой мебели, даже стула. Мы прижались друг к другу, чтобы устоять.
Сухарев выглядел обычно, только не брился со вчерашнего дня, и лицо немного осунулось. Но теперь я любила его в миллион раз сильнее. И если нам дали только пять минут, то хотелось запомнить каждую миллионную долю секунды из этих пяти минут.
Нам позволили остаться вдвоем, но, даже если бы так не случилось, я все равно стала бы целовать Ника. Он ответил мне жадным, голодным, отчаянным и жестоким поцелуем, после которого хотелось выть и пить горькую.
– Я сказал им, что Пряничникова была моей любовницей, а убил их потому, что она ушла от меня к Ермолову. Видишь, как хорошо, что револьвер был мой! Все сходится. Тебе придется дать показания. Скажешь, что видела у меня «смит» сто раз, я умею стрелять и все такое. Хорошо? Пряника я уже предупредил. Он тоже должен будет дать показания и как-то так соврать, чтобы ему поверили. Порепетируй вместе с ним, я боюсь, он не справится.
– Что мне делать с Митькой?
– Поезжай к нам домой, жди записку от похитителей, отдай им деньги. Они в сейфе, дома. Когда его вернут – просто расскажи ему все. Послушай, что он скажет. Найди психолога, которому можно доверять, заплати ему как следует.
– Он убил Игоря…
На лице Ника отразилось отчаяние, я почувствовала себя эгоисткой. Сначала надо помочь, а потом – все остальное. Попытавшись улыбнуться, я сказала на тон тише, как можно более уверенно и спокойно:
– Ник, я помогу тебе во всем. Я займусь Митькой, я займусь Зюзей, даже за Жанну не волнуйся, я позабочусь и о ней.
– Рестораном тебе тоже придется заняться, – перебил он меня. – Иначе с голоду умрете. Но об этом потом поговорим. Я все передам через Олега. Кажется, он нормальный парень. Что я еще забыл сказать?.. Прошу тебя, не бросай Митьку… И меня…
В дверь постучали – это означало, что мне надо было уходить. Я хотела поцеловать мужа, но он заговорил снова:
– Понимаешь, Митька сделал это, потому что полюбил тебя, как и я. Ты ушла, а он хотел тебя вернуть. Он поступил жестоко, как ребенок, но я точно знаю, что сейчас он переживает. Если сможешь – прости его… Не бросай его, дай ему шанс.