Имя приказано забыть
Шрифт:
– Я не буду учить вас драться, – сказал старший лейтенант. – Драться вы все с детства умеете. Но я не буду учить вас и защищаться. Ни одного блока не покажу, учтите. Я буду учить только бить. Особо любопытным могу сказать, почему.
– Почему? – спросил любопытный Кордебалет. Когда-то, до службы в спецназе, Кордебалет был мастером спорта по боксу и даже входит в молодежную сборную СССР. И ко всем единоборствам относился трепетно.
– Потому что ваша задача – незаметно подкрасться к противнику и уничтожить его одним ударом, чтобы он не успел издать ни звука. Если вы затеете драку, может подняться шум. Зная, что вы не умеете защищаться, вы будете бить наверняка… На счет «раз»!.. Не уметь защищаться, но бить – это важный психологический
В этом была глубокая правда работы спецназа. Спецназ должен избегать эффектных схваток, которых порой так хочет душа и которые, что уж греха таить, подполковник Сохно порой себе позволяет. Он, артист в душе, иногда позволяет себе даже поединки с противником и радуется очередной победе. Но в серьезной обстановке надо считаться не с тем, что душа требует, а с суровой необходимостью ведения боя.
Место Сохно нашел вовремя – здесь ущелье сходилось к ручью тесно. И так же тесно сходились кусты. И на протяжение семи-восьми метров идти можно было только по узкой, в полметра, полосе камней на берегу ручья. А вплотную к этой полосе подступали разлапистые ели и густые колючие кусты ежевики. Только сейчас Сохно догадался, что название «ежевика» происходит от слова «еж». Кусты чрезвычайно колючие. И подполковник позволил себе послабление.
Как растут молодые ели, Сохно знал хорошо. Корни никогда не уходят глубоко под землю, а расстилаются тонкими нитями под самой поверхностью земли, переплетаясь с корнями других деревьев, цепляясь за них и, если можно, вытягивая соки. Поэтому вырвать молодую елку можно без проблем руками, не производя шума. Сохно вырвал сразу три, подрезая, а не подрубая, – опять таки, чтобы избежать шума, – нити корней лопаткой. Деревца доходили ему до груди. Все три елки поставил чуть не в ручей – благодаря плоским корням они держались стоя, и присел за ними, присмотрелся – годится… После этого, в трех метрах от засады, перед расширением тропы, где молодые елки стоят с двух сторон, к стволу одной привязал конец веревки, на самой тропе переложил веревку камушками, чтобы в глаза не бросалась, и перебросил через другой ствол, как через блок. Только после этого вернулся к своим трем елочкам. Они стояли, хотя и неуверенно. Пришлось придерживать левой рукой деревца, ухватившись сразу за три лапки. Но молодая елка не настолько колюча, как ежевика, и правая рука привычно прятала за спину лопатку и конец веревки. Прятала для того, чтобы остро отточенный край лопатки случайно не блеснул под случайным лучом света.
А свет, как и полагал Сохно, появился… Два «чайника» шли торопливо, и время от времени включали слабый луч желтого фонарика, чтобы не споткнуться в темноте и в тумане. Расчет правильный – в тумане этот луч издалека не заметишь. И, одновременно, неправильный, потому что спецназовцам положено предполагать встречу с противником там, где ее быть не должно. Что, собственно, и произошло. Один из «чайников» нес под мышкой, как палку, снайперскую винтовку, второй автомат держал за спиной. Сохно дыхание задержал, как перед выстрелом, хотя сердце не заколотилось учащенно – к засадам привык. И с невидимой противнику улыбочкой, вообще-то похожей на страшную гримасу, пропустил китайцев мимо себя. И только в последний момент подполковник натянул веревку, которая, высвободившись из-под камушков, зацепила за левую ногу идущего впереди снайпера, тогда как правая нога веревку уже переступила. Снайпер ткнулся носом в землю. Второй «чайник», не успев из-за скорости движения вовремя остановиться, наступил на ногу снайперу, и сам потерял равновесие, хотя и не упал.
«Чайники» даже не выругались, как выругался бы русский офицер. Но даже обменяться мнениями по поводу происшествия им не удалось. Лопатка Сохно поднялась в первый раз – и попутчик снайпера упал товарищу на спину, лопатка
– И совсем это не больно, – сказал Сохно. – А вы боялись.
Короткий обыск, как и в первый раз, много времени не занял. Еще две коротковолновые радиостанции, деньги, поддельные грузинские документы.
И теперь – вперед, в поиск. Туда, где остались еще четыре противника.
Уже на тропе, выбравшись из густых зарослей и чуть-чуть отдалившись от ручья, где по-прежнему висел густой туман, Сохно поднял голову. Очертания хребта, прикрывающего ущелье с востока, стали отчетливо видны в чистом небе. Розово-голубая каемка очерчивала каждый изгиб траверса, каждую неровность. Утро торопилось. Следовало поторопиться и самому подполковнику Сохно.
– Рапсодия, я – Бандит!
– Слушаю. Толя…
– В природе остались четыре «чайника». Постараюсь не дать им выкипеть. Как там моя любовь?
– Ждет тебя, и, похоже, рвется тебе помогать. Перекомандировать тебе такую помощницу?
– Спасибо, я слишком быстро для нее бегаю. Что с Обейдой?
– Недавно устроили привал. Пока отдыхают. У нас уже рассветает. Скоро двинутся.
– «Чайников» не видели?
– Что-то было непонятное, – сообщил Кордебалет. – Шевеление в кустах на противоположном склоне, неподалеку от стоянки Абу Обейды, и на том же примерно уровне по высоте. Но я не уверен – не успел рассмотреть. Возможно, наблюдатель.
– На склоне или внизу? Я не знаю, где спит Обейда.
– На склоне, но не высоко.
– Понял. Пойду, пожалуй, по склону.
Уже во время разговора Сохно бросил взгляд налево, чтобы отыскать наиболее удобное место для перехода ручья. Но выбрал он не такое место, где можно перейти, а такое, где можно перепрыгнуть, чтобы не замочить ноги. Простудиться подполковник не боялся, но предпочитал не оставлять сырых следов.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Майор Яблочкин взял на себя смелость обмануть генерала Воронова, который желал посадить Хуахина Шинкуа к себе в вертолет.
– Генерал-лейтенант Спиридонов приказал мне доставить профессора в лабораторию. Территория лаборатории не предназначена для приема вертолетов. Кроме того, извините, товарищ генерал, я не знал, что вы туда соберетесь, и потому пропуск для вас не заказал. Это недельное оформление.
Воронов вздохнул, но согласился. Вообще роль ФСБ в этой операции сводилась к сохранению режима секретности, который сотрудники главного разведывательного управления, в силу специфики своей деятельности, обеспечить, естественно, не могли. И Воронову, стопроцентному «режимнику», хотелось бы войти в суть деятельности иных сил, как это всегда и всюду хочется всем офицерам ФСБ, уже в силу специфики их деятельности. Но он не мог командовать чужой операцией и переиначивать команды старшего генерала. Это слегка удручало.
– Ладно, – согласился Воронов. – У меня, признаться, в Чечне дел полно. Так за всем посмотреть самому необходимо, не то – такого напоказ навыставляют.
Генерала высадили около вертолета, забраться в который ему помог старший лейтенант, начальник районного отделения ФСБ. А юркая «Тойота» Яблочкина взяла обратный курс на Москву. Пока, вдалеке от столицы, дорога была более-менее свободной, Сережа уступил место за рулем полковнику Студенцову. А сам устроился на правом сиденье, чтобы подремать под обеспокоенное чириканье пары попугайчиков, клетку с которыми Доктор Шин поставил себе на колени. Доктора Шина, естественно, поместили на заднее сиденье. В трехдверной машине это безопасно. Чтобы выскочить из «Тойоты», китайцу необходимо перескочить или через Яблочкина, или через Студенцова, что не позволят сделать ни тот ни другой. Физической же опасности для офицеров Доктор Шин не представлял.