Имя врага
Шрифт:
Стекло двинулся по ступенькам первым, за ним пошел Рыч, ну а последним шел Сема, внимательно следя, чтобы струсивший Рыч не передумал и не полез наверх, обратно.
Через пару минут пацаны оказались в холоде катакомб. Все трое почувствовали, как их тела моментально покрылись гусиной кожей – от смеси холода и страха. Из того места, где они остановились, шла развилка на два коридора – левый и правый.
– Куда пойдем? – нахмурился Стекло.
– В левый, – тут же среагировал Сема, – говорили же – идти налево. Значит идем.
Рыч ничего не сказал – зубы
– Только не далеко зайдем, – сказал Стекло, – а то ведь как в катакомбах? Тут главное дорогу найти, а ведь можно и не вернуться.
– А рассказывают, что по катакомбам мертвяки ходят, – мстительно глядя на Рыча, зловеще зашипел Сема, – такие вот, кто, как мы, зашли, а обратно домой уже не вернулись. Все ходют и ходют, и не могут найти дорогу. А кого по дороге встретят, того затаскивают за собой.
– Да пошел ты! – взвизгнул Рыч, белый как мел.
Стекло решительно повернул налево. Остальные двинулись за ним. Шли не долго. Вскоре в одной из стен мальчишки разглядели небольшую нишу. В глубине ее стоял деревянный, обитый железом ящик.
– Вот оно, – выдохнул Стекло, – значит, все правда. Не ошиблись.
Вытащив из небольшого мешка за плечами лом, он попытался поддеть крышку. Она не поддавалась. Тогда все трое изо всех сил навалились на лом. Фонарь, чтобы освободить руки, поставили на землю. Долгое время был слышен лишь скрежет металла по дереву да взволнованное, напряженное дыхание мальчишек.
Наконец раздался громкий треск, и одна из металлических полосок, крепившихся на дереве, отлетела в сторону. Крышка приоткрылась. Все трое тут же бросились ее откинуть…
Застыв, мальчишки молча смотрели на лежащее в ящике оружие. Здесь было несколько револьверов – они лежали сверху; жестяная коробка с патронами и сложенные пополам винтовки – на самом дне сундука, такие необычные, что мальчишки даже побоялись к ним прикоснуться.
Внутри на крышке сундука стояла немецкая гербовая печать и какой-то рисунок с названием немецкой фирмы.
– Трофейное… – первым нарушил молчание Сема. – Еще с Первой мировой войны… Сколько лет оно лежит… наверное…
– Ржавое оно, – шепотом сказал присмиревший Рыч, – ни за что не продадим. Оно уж и не стреляет.
– Попробуем? – Стекло внезапно быстро выхватил из сундука револьвер, открыл коробку с патронами, зарядил его и, прицелившись, выпалил в темноту коридора.
Всем троим показалось, что прозвучал не выстрел, а взрыв. Рыч даже от страха закрыл уши руками. Не по себе стало и Семе, который с опаской смотрел на оружие и явно не собирался его брать.
– Как ты не боишься? – прошептал он.
– А чего тут бояться? – пожал плечами Стекло. – Я в книжке видел, как заряжать. У меня книжка про старое оружие есть. Давно хотел попробовать.
– Ладно, что с этим всем делать будем? – пришел в себя Рыч. – Продавать?
– Кое-что попробуем продать, – сказал Стекло, – одну винтовку, может. Все нельзя. Отнимут.
– Как по мне, так пусть лучше здесь лежит, – произнес наконец Сема, явно перепуганный таким неожиданным
– Странный ты, – Стекло пожал плечами. – А что, ты думал, мы тут найдем? Клад?
– Ну, я думал, золото! Камни там всякие. Монеты, – Сема отвел глаза в сторону, боясь смотреть на оружие.
– А это и есть золото! – хмыкнул Рыч. – Толкнем как на толкучке – знаешь, сколько стоит?
– Вы как хотите, а один я беру с собой, – Стекло решительно спрятал заряженный револьвер в мешок. – Я о таком всю жизнь мечтал! Вы – как хотите.
– Ладно, – вздохнул Сема. – Молчим все трое. Никому – ничего!
– Тайна, – Рыч сплюнул на землю через скрещенные пальцы. – Век воли не видать.
Сема мрачно покосился на него, вздохнул, но ничего не ответил.
Неделю спустя
Сараи выросли за пустырем. Их начали строить год назад, и постепенно пространство, заполненное разномастными коробками, разрасталось все больше и больше, захватывая огромную площадь и вплотную подпирая пустырь.
Старожилы рассказывали, что давно там, где вырастали первые сараи, протекала маленькая речка, бившая из-под грунта. Но постепенно речка пересыхала все больше, и очень скоро от нее остался узкий грязноватый ручей, сбегающий к песчаному пляжу. Но после строительства сараев и тот засыпали песком и залили бетоном.
Стоило пройти пустырь, свернуть налево, как глазам открывались одинаковые дома. Они были похожи один на другой, и те самые старые жители, переживавшие о речушке, живущие в частных домах, стали переживать, как можно отличать новострои между собой. И действительно, дома были абсолютно одинаковыми. Торчащие прямиком из строительного котлована, они были похожи на редкие, заостренные зубы какого-то чудовища, которое из последних сил пытается выбраться, разрушив недра земли.
Дома заселялись рабочими с местных заводов и фабрик, которые были расположены поблизости. Приехавшие в город из окрестных сел в поисках лучшей жизни, они устраивались работать на заводы и получали квартиры в новых домах. Тут же привносили туда свой менталитет, и огромные коробки становились похожи на ульи, соты которых были совершенно не связаны друг с другом.
Но там, возле этих домов, бурлила своя, новая, городская жизнь. А для окрестных мальчишек именно пустырь оставался излюбленным местом, где можно было набегаться всласть, а при необходимости и спрятаться от бдительных глаз взрослых.
Совсем неподалеку был расположен лагерь для трудных подростков. Это были как раз те самые страшные беспризорники, с которыми старательно и серьезно боролась советская власть. Вкусившие уличной свободы и вседозволенности, оснащенные бандитским оружием, они стали похожи на матерых волков, и с ними не мог справиться ни один воспитатель. Пасовали даже бывалые чекисты, нынешние НКВДшники, прошедшие фронты гражданской. Даже такие опытные люди отмечали особенную дерзость и жестокость, которую невозможно было искоренить просто так.