Иначе — смерть!
Шрифт:
— Ждем гостя, слышите?
Неторопливые тяжелые шаги приближались, за изгибом лестницы показался Алексей. Сдержанно поклонившись женщинам, он обратился к Кате, так же сдержанно:
— Можно к вам в неурочный час?
— Пожалуйста.
Ксения Дмитриевна тотчас же двинулась на выход, за нею — поспешно Дунечка.
— Так до пятницы, Дуня?
— Ага, Екатерина Павловна, я перевод подготовлю!
Прошли в кабинет, сели: он на диван, она за стол.
— Что-то случилось, Алексей Кириллович?
— Что-то? —
— Ну, вы не в свой день.
— Как и девочка, да? — помолчав, он заговорил серьезно. — Что-то случилось, Екатерина Павловна, и я в вашем распоряжении.
— Но… что вы имеете в виду?
— Смертью пахнет.
Катя вздрогнула.
— Это фигуральный оборот или…
— Что «или»?
— Вы знаете запах миндаля?
— Цветущего дерева — да. Думаю, в коньяке я б его различил.
— В каком коньяке?
— Екатерина Павловна, что с вами?
— Я уже говорила вам: дело закрыто.
— Но вы же так не считаете, правда? И лезете, извините, в самое пекло.
— Что вы знаете? — спросила Катя тихо.
— Меньше вас. Я хотел бы знать.
— Зачем?
Алексей улыбнулся, блеснули белые крупные зубы.
— Надо же выручать прекрасных дам из беды.
— Я не вхожу в эту категорию, — отозвалась Катя холодно. — Надеюсь, Агния дала вам свой телефон? Или я могу посодействовать.
— Дала, не суетитесь.
— Вот и выручайте!
— А возможно, и придется, — он помолчал. — Вам известно, куда она поехала в ту пятницу после того, как мы расстались?
— Домой, она говорила.
— Врет. В 20.35 Агния села на каширскую электричку, которая останавливается, между прочим, в Герасимове.
— А, вы за ней следили?
— Заниматься слежкой, если вы помните, любил Глеб… еще есть любители, — Алексей поморщился. — Я к ним не отношусь.
— Откуда же вы знали, куда она поехала?
— Возле платформы я покупал пирожки с мясом на завтрак. А расстались мы с ней в метро у автоматов. Она бросила монету и двинулась к эскалатору. И вдруг спустя три минуты промчалась мимо меня, не заметив, и успела заскочить в последний вагон. Кстати, перед этим тридцать минут электричек не было, так что, возможно, она ехала вместе с Глебом.
— А вы уже знали про расписание, про электричку…
— Нет, машинально запомнил время на перронных часах, а проверил потом, после рассказа Дуни.
— Зачем?
— Меня интересует, — отчеканил Алексей, — кого обвинил юноша тут за столом и был ли кто-то третий на даче.
Опять закружилась голова, как от вина с терпким тонким букетом. Катя подошла к окну. Он пристально наблюдал. «Я его боюсь — давно, с первой встречи… но не могу выгнать… какое-то безволие, гипноз — оттого еще более боюсь».
— Он нас разыграл, — ответила
— А после розыгрыша взял да отравился, так?.. Нет, Екатерина Павловна, он не играл… то есть играл, конечно, но всерьез. В ком, в ком, а в юношах я разбираюсь.
«Правда голубой»! — пронеслась смятенная мысль. — И не скрывает!»
— И в экстремальных ситуациях, — продолжал «голубой» хладнокровно. — Я знаю этот миг — между жизнью и смертью.
— По собственному опыту?
— Да. И по чужому.
— Да уж, вас голыми руками не возьмешь.
— Никому не советую. Одинаково владею и левой, и правой. Так вот, Екатерина Павловна, — тон его опять переменился: от жесткости, даже жестокости — к усмешке. — Я «заложил» вам женщину, которая мне чрезвычайно нравится. В ответ вы должны заплатить.
— Чем?
— Откровенностью — на большее не претендую. Что вам рассказала Дуня?
— Ничего такого, она просто испугалась, — Катя с раздражением отметила свой умоляющий тон. — Имейте в виду, если с ней что-то случится, я…
— Вы меня боитесь? — спросил он прямо и помрачнел.
В наступившей паузе металлически пискнули часы на его руке, он взглянул, перевел взгляд на настенные.
— Ваши отстают на полминуты, уже пять. Наконец зашипело, загудело, ударило. Стало как-то свободнее.
— Алексей Кириллович, вы разбираетесь в юношах… у вас сын?
— Нет. У меня нет детей.
«К сорока-то годам! Да, дело нечисто…»
— Просто приходилось иметь с ними дело.
— В «детской комнате» милиции?
— В другом плане. Это неважно.
— Послушайте! — осенило Катю. — Вы военный?
— В отставке.
— Офицер?
— Вышел полковником.
— Ого! И вы уверены, что Глеба убили?
— Нет, конечно, не уверен. Скажем: пятьдесят на пятьдесят. Он был в шоке, и очень сильном.
— После смерти отца — это очевидно.
— Екатерина Павловна, молодости отпущено столько энергии и радости жизни, что… через полгода сходить с ума даже от смерти отца… Как я понимаю, вы одиноки, наверное, тоже хоронили близких.
— Но мой папа умер своей смертью, в результате долгой болезни. И то я два года не находила себе места. Да и сейчас…
— Вы никому не угрожаете, не мстите, никого не выслеживаете. Ваши реакции обычны, у Глеба — нет.
— Он ненормальный.
— Ничего подобного! Я за ним наблюдал: он вел себя нормально — для человека его лет… в ситуации катастрофической. Он был уверен, что выследил убийцу своего отца.
— Среди нас?
— Среди нас.
— Тогда почему он его не назвал?
— Это загадка.
— Вот видите! Ни в чем он не был уверен…
— А вы представьте, например, — перебил Алексей как-то вкрадчиво, — что человек этот был ему очень дорог.