Иначе жить не стоит. Часть третья
Шрифт:
Шофер сердито сказал, что гонять машину взад-вперед — никакого горючего не хватит, и побежал пререкаться с Алымовым. Катенин прислонился к машине, лицом к степи, чтобы не видеть чужую и враждебную — да, враждебную ему! — стройку. Все, что держало его эти недели, — самовнушение. Мечты об успехе нового опыта — самообман. В глубине души он понял еще осенью, на обсуждении проекта этих «вихрастых», что они бьют его по всем статьям. Но тогда еще теплилась надежда: а вдруг?..
В ворота вкатил нагруженный кирпичом грузовик. Из кабины выскочила девчушка с доверчиво распахнутыми глазами. Какая-то своя радость так переполняла ее, что она готова была излить ее на все
— По-видимому, приехал Алымов! — весело сказала девчушка. — Кто-нибудь сейчас уезжает?
— Уезжаю только я, — желчно сказал Катенин.
— Ой, простите! — воскликнула девчушка, чему-то засмеялась и вприпрыжку побежала по площадке, радуясь всему, что попадалось на пути: попалась доска — перепрыгнула через доску, подвернулась труба — примерилась, перепрыгнуть или нет, и обежала ее…
Проводив взглядом это жизнерадостное создание, Катенин еще сильнее нахохлился. Люда!.. Боль все время жила в нем. Обвинять Люду в том, что музыканта из нее не получится, что нет в ней ни подлинной любви к искусству, ни трудолюбия? Но мы с Катей сами выдумали, что она талант. Да и в этом ли дело! Упрекнуть ее, что она выскочила замуж, потому что захотела пококетничать в новой роли? Что не любила и не любит Анатолия Викторовича? Мы, мы виноваты, тряслись над нею, баловали, внушили ей, что она особенная. Но цинизм… откуда цинизм?! Кате что-то показалось, уже собрались быть бабушкой и дедушкой… «Люда, мне пора готовиться в деды?» «Фу, папка! Этого не хватало!» — «Что ты говоришь, девочка? Ты вышла замуж, это всегда может случиться, и…» — «Ох, папун, до чего ж ты наивный. Когда не хотят, это и не случается. Очень мне нужно закабаляться!» — «Но…» — «Никаких „но“! И вообще, если я захотела иметь мужа, это еще не значит, что я собираюсь быть настоящей женой! Здорово сказано, а?» — Она расхохоталась и убежала, забарабанила на рояле какую-то тарабарщину…
Теперь он знал точно, как поступила бы Люда в ту ночь, когда опыт не удался: она не сумела бы скрыть досаду и раздражение. В последнее время у нее часто проскальзывала насмешливая снисходительность к отцу: эх ты, замахнулся высоко и не дотянулся, сиди уж дома!.. Предвкушала шумный успех, славу, деньги, почетный переезд в столицу — и обманулась.
— Садитесь, поехали, — сказал шофер, неохотно включая мотор. — Горючего всего ничего, а кто с этим считается!
Он рванул на предельной скорости, машину подкидывало, кренило набок, заносило. Огоньки полустанка остались сбоку, а впереди возникли огни шахтерских поселков, красные звездочки, словно повисшие в сумрачном небе, а еще дальше — полоса света, отраженная облаками, — город. И в этом городе гостиница, номерок со скудным убранством, и в нем Катя. Родная, все без слов понимающая. «Видишь, как хорошо, что я привезла термос, — скажет она. — Буфет уже закрыт, а у меня горячий чай, сейчас я тебя напою». Потом бросит между прочим: «Все-таки очень хочется домой!» Настаивать не будет, это на случай, если пора ответить: «Что ж, если хочешь, поедем…»
В дощатой будке издали заметили появление Клаши Весненок — ее ждали уже три дня. Сверчок нервничал, и все это чувствовали. Леня Коротких подал сигнал к розыгрышу:
— Же-ни-хи, товсь!
— Сверчок, поправь галстук, — сказал Федя.
Клаша не сразу пришла в будку, и Лепя Коротких, заняв позицию у окошка, торжественно сообщал:
— Влезла на леса и разговаривает с ребятами… Любуется факелом… Заглянула в компрессорную…
Саша невинным голосом спросил:
— Кого-то она ищет,
— Да ну вас, право! Выдумали! — бормотал Сверчок, хотя видно было, что розыгрыш ему приятен, и радостно, что такое выдумали, а может, и не выдумали, а заметили?..
— Вот и я! — воскликнула Клаша, появляясь в будке. — Ох, ребята, до чего здорово горит! Я от самого шоссе увидела! Липатушка, кирпич привезли, трехтонку. А ты чего не заходил в горком, Степа? Товарищи, у меня новости! Помните, мы видели возле балки три недостроенных дома? Так вот, строила железная дорога под общежитие своего училища, но училище перевели куда-то и стройку законсервировали. И если хорошенько нажать…
Она смолкла, не договорив. За дверью раздались сердитые голоса, и в будку ворвался Палька Светов.
— Маялись, маялись, так и не вытащили! — сказал он, не обращая внимания на Клашу. — Михайлыч, надо звонить в контору бурения, какого черта!
В тот день на буровой заклинило штангу, и Палька с Маркушей несколько часов помогали выбивать ее… Палька был грязен и зол. И все же ему следовало заметить дорогую гостью.
— Поздоровайся, вахлак, — сказал Липатов.
Палька рассеянно поглядел — с кем?
— А, здравствуй! — кинул он в сторону Клаши и продолжал говорить о негодных штангах и необходимости срочно получить новые.
Клаша покраснела до корней волос — стало очень заметно, какие у нее светлые, прямо-таки льняные волосы.
— Дай-ка журнал! — оборвав возмущенную речь, потребовал Палька у Феди, прочитал последние записи, удовлетворенно хмыкнул и направился к двери. — Ну, я из них душу вытрясу, я им…
Последние угрозы прозвучали уже за дверью. Он окликнул кого-то во дворе, два голоса зазвучали наперебой и стали удаляться.
— Так что там с домами? — не своим голосом спросил Сверчок. — Может быть, действительно…
И не смог продолжать.
Клаша стояла у стены, закусив губу, глаза полны слез.
Стало слышно, как жужжит компрессор, как на разгрузке машины постукивают и шаркают один о другой кирпичи.
— В самом деле, все штанги старые, перекошенные, — заговорил Саша с искусственным оживленней.
— Светов целый день провозился с ними, можно разозлиться, — сказал Федя.
— А с домами было бы здорово, — подал голос Леня. — Если достроить эти три дома…
Никто не смотрел на Клашу.
— Только отдаст ли железная дорога? У них знаете какое ведомство, не подступись!
— Да уж, они и горкому не очень подчиняются.
— А все-таки нужно попробовать! — звенящим голосом сказала Клаша и потянулась за тетрадкой, которую смотрел Палька. — Степа, что это значит: хорошие анализы, да?
Сверчок, кажется, и не понял вопроса. Федя ринулся на выручку, начал рассказывать, сколько в газе горючих и почему это важно. Он объяснял подробней, чем нужно. Клаша кивала головой. Потом она снова упрекнула Сверчка, что он не заходил, прислушалась, выгружают ли кирпич или кончили, и заторопилась к машине, чтобы уехать на ней.
— Пойдем, проводишь, — сказала она.
Сверчок довел ее до машины и проверил, поднимается ли боковое стекло, потому что к ночи похолодало. Они поболтали о том, о сем, пока кончалась разгрузка. Клаша была ласкова, как всегда, но это уже не имело значения.
«Катерина родила дочку — и расцвела». Куда ей еще-то расцветать? Шахтерская мадонна. Почему-то боялся — умрет родами. Какие глупости лезут в голову! Все женщины рожают, с чего бы молодая да здоровая умерла? «С собой потащите рожать или как?» Злилась. А теперь, наверно, и не вспомнит…