Иначе жить не стоит. Часть третья

Кетлинская Вера Казимировна

Липатушка встретил его на вокзале.

— Это совершенно невозможно! — закричал он, прежде чем поздороваться. — Они сошли с ума! Вы должны объяснить! Она завалит дело и загубит ребенка!

Он совсем не воспринял в письмах жены другую сторону дела — что Матвея Денисовича сняли с работы. Он был в отчаянии — опять ни жены, ни дочери, подразнили и отняли!

— Вы в Москву? — спрашивал он, забывая, что по поручению жены сам бронировал Матвею Денисовичу билет. — Докажите им, что она просто не справится, что это какая-то чушь — женщину с ребенком… при ее хрупком здоровье…

— Так

ведь меня сняли, — усмехнулся Матвей Денисович. — Какой же у меня теперь голос?

Липатов ошеломленно смолк и не сразу сообразил, как выпутаться из неловкого положения.

— А пошлите их к чертовой бабушке! — наконец решил он. — Не расстраивайтесь, приедете и на месте отобьетесь.

— А я и не расстраиваюсь, — сказал Матвей Денисович.

И снова Липатов не знал — расспрашивать ли, что случилось, или не касаться неприятного случая совсем.

— Человеку трудно, когда у него жить нечем, а у меня жить есть чем, — сам заговорил Матвей Денисович.

— Вы пока в резерв?

— Я не о ставке, — усмехнулся Матвей Денисович. — Меня и жена прокормит. Я ведь не феодал, жене работать не мешаю. — И он скосил глаза на смущенного Липатова.

Уже в трамвае по пути к Кузьменкам Липатов хмуро сказал:

— Между прочим, феодал из меня не получается.

Кузьмы Ивановича не застали — он работал в утро. Кузьминишна нянчила внучку у Световых.

Дома был только Никита, он сидел на веранде и мрачно зубрил физику — началась сессия.

Распрощавшись с Липатовым, который теперь волновался, справится ли Аннушка и не подведут ли ее сотрудники, Матвей Денисович подсел к Никите и только тут узнал, как сложились у него и у Лельки дела. С недоумением и гневом присматривался Матвей Денисович к парню: посерьезнел как будто, буровому мастерству не зря учили, не изменил профессии, даже, кажется, гордится ею. В техникум поступил. Это все как надо. К тому и вели.

Но что же он натворил с Лелькой? Как же он не сумел переубедить родителей? И что же это за безответственность — вызывал, просил, а потом — в кусты!..

Никита сидел, опустив голову, чуб свесился на глаза, губы надуты. Обветренные, потрескавшиеся пальцы верхового усиленно мяли край учебника физики.

— Пощади физику, она не виновата. А вот ты…

— Я Лелю ничем не обидел, — мрачно сказал Никита.

— Так женись и живите как люди. Неужто выхода не найти?

— А как? Вот построят на станции жилье, попросим комнату…

— А если не дадут? Там небось не вы одни?

Никита растерянно вскинул глаза:

— Как «не дадут»?..

И еще ниже склонил чубатую голову, должно быть впервые задумавшись над тем, что же делать, если комнаты не дадут. И Матвей Денисович задумался над тем же. Озорничать умел, а вот жить… Жил при маме с папой, потом, в экспедиции, опять-таки не сам по себе, на готовом… А тут самому нужно.

— Ну вот что. Езжай за Лелей и немедленно приведи сюда, скажи — Матвей Денисович требует.

Никиту как ветром сдуло с веранды.

Вот ведь как бывает! — думал Матвей Денисович, рассеянно мочаля тот же учебник физики. Четыре хороших человека, а понять друг друга

не могут. И почему я решил, что при мне поймут? Вмешался, старый дурень, а захочет ли Кузьма моего вмешательства? И Кузьминишна — мало ли горюшка она хватила с Никитой! Почему я верю этому шалопаю? И Лельке — почему я так уверен в ней?..

Прибежала Кузьминишна, ахнула, увидав нежданного гостя, захлопотала.

Пришел с работы Кузьма Иванович. Обнялись, пригляделись друг к другу и промолчали, потому что каждый заметил — постарел приятель! — а говорить такое неприятно.

Пообедали, выпили по рюмочке. И только тогда Матвей Денисович сказал:

— А я надеялся, мне навстречу молодая невестка выбежит. Как же вы такую славную девушку упустили?

— Уж до того славная, до сих пор не опомнились, — сказал Кузьма Иванович.

И снова удивился Матвей Денисович, как по-разному можно воспринять одного и того же человека. Он слушал рассказ Кузьминишны, узнавал Лелькин характер и совершенно не узнавал ту счастливую девушку, что уезжала от него к жениху. Он столько хорошего наговорил ей о стариках Кузьменках, она настроилась принять их всей душой. Что же случилось в тот день?

Кузьминишна рассказывала нечто несусветное, Кузьма Иванович коротко заключил:

— Барышнёшка, да еще беспутная.

— Слушаю вас — ну, будто не о ней. Ничего-то вы в ней не увидели!

Кузьминишна готова была поверить чему-то иному, доброму, она истомилась тревогой, что Никита уйдет навсегда из родного дома. Но Кузьма Иванович фыркнул:

— Еще как разглядели! Напоила допьяна, привела и бросила в грязь — невеста! Тьфу!

— Бросить со зла — это она может, — улыбнулся Матвей Денисович. — Вот только не пойму, почему ж она теперь его не свихнула? С чего это он теперь не пьет, работать научился, физику зубрит?.. Или ей наперекор? — И нахмурясь: — Как хотите, вызвал я ее сюда. Чтоб такая золотая девчонка да пропадала из-за вашего шалопая? Увезу! Сирота круглая, с детства беды нахлебалась, мы ее, как дочку, растили… Увезу!

Кузьминишна обмерла. Как-то по-новому все повернулось, вроде и жалко уже. И Никиту жалко — если увезет девушку этот бирюк — а он, видать, нравный, — что с Никитой станется?..

Кузьма Иванович ожесточенно сосал трубку. Не любил он менять свои мнения и решения. Да и с чего бы? Хороший человек Митрофанов, щедрая душа, так ведь он не видал, как она Никитку по щекам своей дурацкой шляпчонкой хлестала, как она пьяного кинула в грязь и еще запела хулиганскую частушку…

Появление Никиты напугало всех троих — вроде и не решено ничего, поговорить бы еще без спешки…

Оставив калитку настежь, Никита быстро прошел по дорожке к дому, распахнул дверь, остановился на пороге.

— Привез…

Поглядел на отца, на мать и вдруг улыбнулся доверчиво, жалобно.

Мать прижала руки к груди и шагнула к мужу. Испуг, надежда, мольба — все слилось в этом молчаливом движении.

Кузьма Иванович выколотил трубку и начал вминать в нее новую порцию табаку.

— Чего же она не заходит? — как ни в чем не бывало спросил Матвей Денисович и решительно пошел за калитку.