Иная тень
Шрифт:
– Интересное заключение, только данный вывод следовало сделать еще до начала операции с животным! – Маша не без удивления посмотрела на Цезаря. Изображение римского императора подергивалось, будто у него был нервный тик. – Знаешь, приятель, я как биолог скажу: Иной вообще не может быть подконтролен. Я наконец-то сообразила, почему мне казалось, что мы не сможем подчинить себе животное. Есть разные психотипы, верно?
Ельцова с решительным видом повернулась к притихшим слушателям, желая объяснить свою мысль не столько ИР «Цезаря», сколько людям.
– Сергей Владимирович, – Маша
– Приблизительно, – удивился Казаков. – А что?
– Психотип, – подал голос доктор Логинов и, бесцеремонно оттолкнув военных, выбрался на небольшой пятачок, образовавшийся посреди круга людей, – психотип является определенной формой поведения разумного существа, сложившейся в зависимости от воспитания, условий и правил, установленных обществом или самим собой. Я верно сказал, Маша?
– Не совсем верно, но доходчиво, – согласилась Ельцова. – Примитивный пример…
Она внимательно осмотрела собравшихся людей и выбрала двоих. Разумеется, соотечественников. Кто знает, вдруг психотипы подданных германского кайзера и императора России значительно отличаются друг от друга? Да то и несомненно – разные страны, разные языки, обычаи, психология…
Маша указала на лейтенанта Казакова и одного из солдат – рядового первого класса Петра Рябцова, самого обычного парня из глубинки (Ельцова вспомнила, что он происходит из какого-то Когалыма – городка, расположенного между Иркутском и Новосибирском). Рябцов попал в элитное подразделение Российской армии не только потому, что был ростом не меньше метра девяносто, а сложением более напоминал медведя, но еще и за сообразительность и редкую для человека любовь к любой технике. Собственно, он был одним из компьютерных техников отряда Казакова. Простое широкое лицо, спокойная улыбка, взгляд, не несущий в себе никакой агрессии… Но это уже другой психотип.
– Петр, – Ельцова подергала рядового за рукав, – скажи мне, пожалуйста, до того как ты решил пойти в профессиональную армию, чем ты обычно занимался по выходным? И кем были твои родители?
– Ну-у… – немножко смутился Рябцов и чуть покраснел. Было странно видеть этого здоровенного мужика заробевшим перед женщиной. – По субботам в баню, немножко водки, потом… ну рыбалка… А чего? Отец работал на нефтяном промысле под Тюменью, пока запасы нефти не кончились.
– Хорошо, – согласилась Маша. – Теперь вы, Сергей.
– Родители из питерских ученых, – отбарабанил Казаков. – Мать – врач, отец – физик. Я младший сын в семье, поэтому пошел в военно-космическую академию. По физическим и психологическим данным взяли в спецназ с четвертого курса. Выходные? Спорт, библиотека, отдых дома. Все.
– Чувствуете разницу? – вопросила Ельцова. – Два человека из одной и той же страны. Говорят на одном языке. Одна профессия. Но, судя по региону, где они воспитывались, и по семейному происхождению – огромная разница.
– Так к чему вы ведете, Маша? – не понял Казаков. Лейтенант поглядывал на задраенный люк, ведущий вниз, опасаясь, что Иной рано или поздно явится за добычей.
– У Иных точно так же могут быть разные психотипы, как и у нас, – торжествующе провозгласила госпожа
– Его застрелили, – уверенно сказал медтехник, решив вмешаться в разговор.
– Зачем понадобилось убивать животное, если у людей, захвативших колонию, имелся инфразвуковой ретранслятор, отобранный у американцев? Почему наш приятель, который сейчас прячется на первом этаже корабля, сбежал? Только потому, что кончились батарейки в приборе, на который так надеялся Веня Гильгоф? Или оба эти существа чем-то отличались от остальных рабочих особей? Психотипом? Они не всегда подчинялись материнскому организму? Не знаю, почему. Возможно, их изолировали от общения с основной стаей в период взросления. Может, они не так восприимчивы к сигналам матки или имитация сигнала прибором отличается от подлинного?
– Вы гений, Маша! – воскликнул Гильгоф.
– Нам от этого ничуть не легче. – Лейтенант решил вернуться из научных дебрей в реальную жизнь. – Теоретические проблемы можно обсудить и на Земле. Пока из всего услышанного я могу сделать единственный полезный вывод: возможно, нам достался Иной с нестабильной психикой. И что теперь следует предпринять?
Проклятущая тварь обнаружилась быстро – достаточно было вывести на мониторы центра управления «Цезаря» изображение с видеокамер, расставленных по всему кораблю. Зверюга устроилась в теплом медицинском отсеке – наверное, Иному этот блок приглянулся отсутствием света. ИР не стал полностью изолировать животное: вдруг Иной поймет, что его снова пытаются запереть, и предпримет враждебные действия? Цезарь уверил людей, что сейчас они в безопасности – люк, ведущий в кабину пилотов, выломать невозможно. Но Маша все равно подумывала о том, что Иной обязательно найдет лазейку.
– Вениамин Борисович, – Казаков повернулся к ученому, – вы можете подзарядить аккумуляторы своего ретранслятора? Вдруг сигнал подействует и мы сумеем выгнать Иного с корабля?
– Попробовать-то можно, – согласился Гильгоф и поскреб пальцем переносицу. – Никогда не предполагал, что окажусь в настолько дурацком положении… Очень далеко от родного дома, рядом с полусумасшедшим ксеноморфом и отрядом чокнутых десантников, не знающих, что делать дальше… А все почему? Потому что не слушался маму с папой, которые хотели, чтобы я стал музыкантом!
– Веня, не блажите, – фыркнула Ельцова, наблюдая, как Гильгоф вытаскивает из коробочки ретранслятора прямоугольный серебристый аккумулятор. – Все не так уж и плохо.
– Верно, – согласился Гильгоф. – Все гораздо хуже. И вообще по календарю нашего корабля – господин Казаков, посмотрите на экран! – сегодня суббота. Я не должен работать! Иных пусть гои гоняют!
– Эти гои, – вкрадчиво начал лейтенант, – сейчас устроят шумный еврейский погром, если вы, мэтр, через десять минут не приведете ретранслятор в рабочее состояние и не прекратите пораженческих разговоров. Думаю, даже полковник Кеннет присоединится.