Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— В чем именно?
— В том, что я без тебя не смогу. Я была мертвой с того момента, как перестала надеяться, что еще увижу тебя. Если бы с крыши меня не столкнул страх перед тенями — я бы прыгнула сама, просто несколько позже. Видишь, у меня нет истерики или чего-нибудь еще, я не пытаюсь тебя запугать, правда. Я просто не могу без тебя жить, не могу и не хочу. И не буду. Если ты опять исчезнешь — я закончу это… существование. Оно мне не нужно, если со мной нет тебя.
— Ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь, — голос был твердым, не срывался, в нем звучала какая-то… обреченность,
Но шанс все равно был. Страшный, отвратительный, жуткий, пугающий больше, чем самая безумная кара, какую способен измыслить проклятый Закон, но этот шанс был. А вот выбора уже не было.
— Дай мне время, — попросил он. — Дай мне хотя бы год.
— На что?
— На то, чтобы либо гарантированно обезопасить тебя, либо убедить в том, что я тебе не нужен, — сказал крылатый, и тут же понял, что сморозил полную чушь.
Взгляд Кати сделался ледяным.
— У тебя есть полгода на все, что ты сочтешь нужным. Если по истечении этого времени ты не сумеешь мне доказать и показать, что мне без тебя, а тебе — без меня будет лучше… то в следующий раз ты меня не поймаешь. Это не угроза и не шантаж. Прости, но я не смогу жить так, как последний год. Понимаю, что звучит бредово, но ты — моя судьба. Я это знаю.
— А если сумею? Доказать.
— Тогда проблема отпадет сама собой. Да, еще ты всегда можешь сказать, что просто сам не хочешь быть со мной. Но ложь я почувствую.
— Знаю. Иначе уже сказал бы.
— Полгода.
— Я запомнил.
Он сидел на краю ее кровати, и ощущал себя полным идиотом. Хотя бы потому, что его не отпускало ощущение, что он только что впервые поссорился со своей… нет, даже в мыслях этого не произносить.
— Твои штаны в ванной, — безразлично сказала Катя. — Я их кое-как отмыла и зашила, но они из очень жесткой кожи, так что вышло не очень.
— Спасибо.
Одевшись, крылатый подошел к окну.
— Коста, подожди… — она быстро поднялась, подошла — обнаженная, как и была. — Я буду ждать. Просто буду ждать, и ты не забывай, хорошо?
— Даже если бы я хотел, я бы не смог забыть, — честно признался он.
Тонкая ладонь легла на плечо, скользнула по коже, перебралась на основание левого крыла. Пальцы погладили перья…
Катя вдруг улыбнулась. Неожиданно, очень неуверенно — но улыбнулась. Коста поймал ее улыбку, понял причину — и улыбнулся тоже. Развернул крыло.
— Выбирай.
— А тебе не будет больно?
И тут Коста расхохотался. Он смеялся так, как не смеялся, наверное, ни разу в жизни, прошлой или нынешней, до слез, до сведенных судорогой скул, до разболевшейся головы.
Сперва Катя, кажется, испугалась. Потом несмело улыбнулась… а через минуту уже смеялась вместе с ним.
И перо она все-таки выбрала. Осторожно, но крепко взяла его пальцами, Коста накрыл ее ладонь своей и дернул.
Спустя полчаса крылатый летел над ночным Питером и думал, кто же сошел с ума? Он, Катя, или весь мир? Пока получалось, что мир. Верить в это хотелось, но было страшно. Несмотря на страх, Коста верил.
Хотя и знал, что пройдет еще одна-две вечности между ударами маятника, и реальность вернется, принеся с собой осознание, понимание, вину.
III. VII
Ты уехал за счастьем,
Вернулся просто седым…
Вселенское равновесие существует. К сожалению, оно почему-то всегда работает в негативную сторону, уравновешивая все хорошее, и почти никогда — наоборот. К примеру, если несколько дней стоит прекрасная погода, просыпаешься утром с мыслью «Жить — хорошо!», кажется, начинаешь влюбляться в симпатичную и неглупую однокурсницу, на рабочем и учебном фронтах все так хорошо, что даже не пугает ни капельки приближающаяся сессия, а любые технические накладки в реализации нового проекта кажутся ерундой — то через день-другой обязательно зарядят гнусные холодные дожди, однокурсницу застанешь целующейся с главным институтским бабником, проект сорвется из-за какой-то мелочи, а подлый комп сожрет файл с готовым, но безалаберно не скопированным куда-нибудь еще курсовиком. Нет, не обязательно случится все из вышеперечисленного, но хоть какую-нибудь подлянку равновесие обязательно преподнесет.
Сегодня это была погода. Дождь начался еще с вечера, в новостях погоды для метеозависимых значились грозные предупреждения, и Стас так и не смог заснуть — даже самые сильные обезболивающие были не в состоянии успокоить привязавшуюся головную боль, хорошо знакомую любому, страдающему вегето-сосудистой дистонией, болезнью Петербурга. Ближе к утру он оставил попытки все же поспать сегодня ночью, а когда на улице уже окончательно рассвело — выбрался из постели, быстро собрался и пошел гулять. Да-да, именно гулять, невзирая на паршивую погоду.
Дождь и порывы холодного ветра быстро сдули остатки сонливости, головная боль, обидевшись на такое явное пренебрежение, куда-то делась. Стас брел по улочкам Питера, не особо задумываясь, куда и зачем идет. На душе было неспокойно — уже второй день его не отпускало смутное дурное предчувствие. Настолько смутное, что молодой человек даже не мог понять, к чему именно оно относится — к нему лично или к делам Ордена, или к чему-то еще…
Стас остановился посреди улицы, запрокинул голову, подставляя лицо прохладным мелким каплям. Глубоко вдохнул, отгоняя плохие мысли, потянулся всем своим существом к льющейся с неба воде, к таинству дождя, таинству омовения и очищения — он давно уже забыл, что такое «плохая погода», научившись в каждом проявлении природы видеть жизнь и смысл. Ну, почти в каждом.
Он не знал, сколько времени простоял вот так, наслаждаясь влажными прикосновениями, наполняющими его душу прохладой и свежестью чистоты. Мысли, до того сумбурным роем клубившиеся в больной голове, с каждым вдохом приобретали отчетливость и кристальную прозрачность, гнетущее ощущение, не дававшее покоя последние два дня, стекло по фалангам пальцев, на мгновение задержалось на ногтях, и странно-глухими в этой звенящей чистоте дождя каплями сорвались на асфальт, растворившись без следа.
Стас мог стоять так долго, гораздо дольше, чем допускал город. С сожалением вздохнув, он выпрямился, открыл глаза, несколько раз моргнул, стряхивая влагу с ресниц.