Иная
Шрифт:
Я научилась ценить карты. Сарасота находилась недалеко, всего в сотне миль к югу от Хомосассы. Я могла бы добраться туда за пару-тройку часов.
Почему тогда я валялась на полу в гостиной, поедая арахис на пару с любимой обезьяной? Я винила во всем жару и собственную инертность. Выйти наружу было все равно, что муравью перейти вброд миску с супом. В воздухе пахло перезрелыми фруктами, которые вот-вот начнут гнить. Слишком жарко для каких бы то ни было действий, говорила я себе.
Но я знала, что истинная причина
И я помнила его слова, сказанные всего несколько месяцев назад: «Жизнь состоит из того, что люди уходят».
В тот вечер, моя вместе с мае посуду, я сказала:
— По-моему, я знаю, где папа.
Мае позволила тарелке выскользнуть у нее из рук в мыльную воду, затем поймала ее и принялась намывать.
— Думаю, он в Сарасоте. — Я сполоснула последний стакан и поставила его на сушилку.
— Ему всегда там нравилось. — Мамин голос звучал тускло, бесстрастно. Я не могла разобрать ее мысли, только жужжание замешательства.
— Разумеется, я пока не уверена, что имя, которое я проследила, принадлежит ему. — Я взяла протянутую мне тарелку и сполоснула ее.
Она мыла следующую тарелку.
— Почему не позвонишь ему? — спросила она.
Я поведала ей о безуспешных поисках какого-либо телефонного номера, принадлежащего мистеру Пиму.
— Пим. — Она вынула затычку, и мы смотрел и, как вода спиралью уходит в сток. — Так что ты предполагаешь делать теперь, Ариэлла?
Я-то надеялась, что это она подскажет мне дальнейший путь.
— Думаю, я могла бы отправиться в Сарасоту. — Я повесила льняное посудное полотенце на место. — Я должна знать, жив ли он, мае.
— В таком случае, думаю, мне лучше поехать с тобой.
Сарасота представляет собой странную смесь богатства и бедности, природной красоты и дешевого китча — этот город трудно охватить мыслью, потому что впечатление о нем меняется с каждой милей. На окраинах мы ехали мимо торговых центров и указателей охраняемых кварталов, характерных почти для любого флоридского городка. Но внутреннюю часть города составляли более старые и невысокие дома, пришедшие, казалось, из другой эпохи.
Остановившись на светофоре в центре, я увидела двух женщин, вероятно, мать и дочь, в ярких пестрых сарафанах и темных очках. Они читали меню, вывешенное в ресторанном окне. Я позавидовала их беззаботности — хорошо, когда не надо решать вопросы более сложные, чем где пообедать и куда пойти за покупками.
— Не обзавестись ли нам новой одеждой, — сказала мае.
Она резко свернула и направила пикап на парковку.
— Ну же, Ариэлла! Ты же не хочешь появиться перед отцом замарашкой.
— Значит, ты тоже думаешь, что он здесь.
— Кто знает? — отозвалась она. — В любом случае, хорошо снова побывать в Сарасоте.
Мама оказалась
Здесь магазины были меньше, более специализированные и дорогие. Забавно было снова почувствовать себя маленькой девочкой.
Я показывала платья, а мама кивала или мотала головой. Мне понравилась блузка с узором из цветов гибискуса, но она сказала:
— Ты что? Ты же знаешь, как у него с узорами. Он от такого в ступор впадет.
Это могло продолжаться часами, но мы обе проголодались.
Мы решили надеть две из наших покупок: я — голубое платье-футляр с квадратным вырезом, она — дымчатое платье с открытой спиной. Остальное сложили в фургон, скормили монетки парковочному счетчику и направились к кафе, где предлагали морепродукты.
Мама заказала пикардо со льдом и вылила половину в мой стакан с колой. (Любой, кого заботит относительно высокий уровень потребления алкоголя среди вампиров, может обратиться к монографии доктора Грэма Уилсона «Аспекты метаболизма алкоголя при проведении пробной диетотерапии».)
Мы заказали рыбу — жареного морского окуня для нее и махи-махи для меня. Когда принесли блюда, она извлекла из сумки бутылочку и щедро посыпала еду ее содержимым. Выглядела приправа как хлопья красного перца, но на вкус было как «санфруа».
— Сухая заморозка, — пояснила она. — Я всегда беру специи с собой.
По дороге к Миднайт-пасс мама показывала знакомые ей приметы.
— На запад отсюда расположен Ботанический сад Селби. Там-то мы и поженились.
— Я знаю. У меня есть фотографии.
— Я столько лет не видела этих снимков, — сказала мае.
Я попыталась представить себе, каково это — потерять все, что имел, даже свадебный альбом. «Может, надо отдать ей альбом? Или это ее расстроит?»
Мы пересекли дамбу. Залив был усыпан парусными лодками, и я попыталась вообразить папу живущим на краю белого песчаного пляжа. Надежды мои начали таять по мере продвижения по Миднайт-пасс-роуд, мимо рядов высотных зданий.
— Это не похоже на его окружение, — заметила я.
— Его окружение? — Мама улыбалась. — А как именно должно выглядеть окружение твоего отца?
— Скорее как дом в Саратога-Спрингс. Старое, серое и унылое.
— Здесь ты уныния не найдешь. — Мама свернула в переулок. — И особо старого тоже. Ты говорила, дом шесть-семь-ноль-пять?
Здание высилось перед нами, тринадцать этажей бледно-розовой штукатурки. Называлось оно, согласно надписи на каменной плите, установленной посреди засаженной слоновой травой круглой клумбы, «Ксанаду».