Индия глазами русского Шивы. Роман-путеводитель
Шрифт:
– Нашли, кого спрашивать! – недобро ухмыльнулся Сергей Иванович. – Им деньги платят, чтобы они говорили то, что им скажут. Есть, кстати, несколько ученых, которых сюда даже на порог не пускают, поскольку они правду найти и описать пытаются. Меня вот пока в лицо не узнают, к счастью…
– Но мы же в Индии, и сейчас не тридцать седьмой год! – усомнился я.
– Молодой человек! – Профессор посмотрел на меня поверх очков. – Мне нравится ваша горячность и наивность. Но надо смотреть правде в глаза. Открытие архивов по Рерихам очень многим невыгодно. На базе частичной информации люди конструируют мифы, зарабатывают деньги. А для меня на первом месте и прежде всего историческая объективность. Я ученый, и я против
Так мы проговорили несколько часов, пока не начал закрываться музей и нас не попросили на выход сотрудницы с хмурыми лицами севадалов из ашрама Саи Бабы.
Мы продолжили разговор за чашкой кофе в отеле, где жил Брусникин. В тот вечер я неожиданно узнал очень много нового и интересного о жизни Рерихов после отъезда из России. У меня нашлось одно слово для описания услышанного тогда: искушение.
– Но тогда объясните: кто такие махатмы? Я видел тут их портреты. В книгах Рерихи называют имена: махатма Мориа, например… Как у Блаватской. Я прочитал в Интернете, что опубликованы тома переписки с ними! Неужели это просто вымысел?
– А интересовались ли вы, Федор, когда-нибудь значением слова «махатма»? – мягко спросил меня профессор. – Кого называют в Индии таким красивым словом?
– Точно не знаю. Наверно, это обозначение какого-то святого высокого уровня, учителя… – предположил я.
– Вот вы и попались! Великая сила мифа! – торжествующе блеснул очками Брусникин. – Все дело в том, что в Индии любого монаха, кроме саддху, можно назвать махатмой совершенно официально. Так что к великим космическим Учителям это слово не имеет никакого отношения. Под видом таких махатм могли выступать монахи, имеющие минимальные сиддхи. Просто для западного мира, в том числе для таких великих умов, как Рузвельт, это восточное слово имело магическое значение, любые двери отпирало. Таким образом, носители контактов с этими самыми махатмами могли претендовать на роль посредников с высшими мирами и реализовывать через это свои интересы, не всегда высокодуховные. Не буду утверждать, что именно так было и с Блаватской, и с Рерихами. Это надо еще исследовать. Но достоверно можно и сейчас сказать, что интересы у них разнообразные были: и творческие, и религиозные, и политические. Масонские еще интересы, возможно – разведывательные. Очень сложный, даже противоречивый набор, не правда ли? При этом я абсолютно не оспариваю возможности Елены Ивановны вступать в контакт с некими тонкими мирами. Вопрос только: что это были за миры? Так что, молодой человек, не анализируя детально весь этот пестрый букет, вообще к творчеству Рерихов подступаться нельзя. Одномерная ерунда получится. Думайте, молодой человек, анализируйте, сопоставляйте. Секты возникают там, где частичное знание умножается на слепость веры.
Через пару недель после встречи с Брусникиным я сидел неподалеку от места захоронения праха Николая Рериха и читал. Со мной рядом уселся интеллигентного вида мужчина в темных очках. Он внимательно посмотрел на меня и поздоровался по-русски. Меня сразу удивил его невозможно строгий по местным меркам вид: белая рубашка с коротким рукавом, галстук, дорогие часы на руке. Чем-то он мне сразу не понравился. Возможно, выражением лица: напряженно-холодным, несмотря на то что его тонкие бесцветные губы растянулись в приветственной улыбке.
– Какими судьбами в Индии? – задал он мне традиционный местный вопрос.
– Так, живу… – ответил я уклончиво, не понимая еще, кто передо мной.
– И давно живете, молодой человек? Федор, кажется, вас зовут? Или, может быть, правильнее
– Федор, – буркнул я. – Но откуда вы знаете мое имя?
– Мы все знаем. Так давно в Индии?
– Два года.
– А по каким документам тут проживаете, позвольте поинтересоваться?
– А почему это вы интересуетесь моими документами?
– Дело в том, что я – сотрудник посольства России в Индии. Мне работники музея доложили, что вы ведете себя подозрительно. Ходите тут каждый день, людям разные вопросы про сотрудников спецслужб Бокия и Блюмкина задаете, интересуетесь чем не надо. Позволю напомнить, что Блюмкину чуть не присвоили звание Героя Советского Союза в начале девяностых. Герой был, боец! Жаль, что произошел развал СССР и эта идея была похоронена. Придет еще время настоящих героев! Еще нам известно, что вы с профессором Брусникиным недавно общались. Кстати, какие у него творческие планы? Книжку-то дописывает?
– Вы лучше у него сами спросите, раз все знаете!
– А вот хамить мне не надо, Шри-шри Федя! С Брусникиным мы еще разберемся. Никакой книжки ему не будет! Мой вам добрый совет: лучше оставьте ваши изыскания по-хорошему, ни к чему это. Кстати, если у вас вдруг документы не в порядке, то могут быть серьезные проблемы. Депортация, знаете ли. Уголовная ответственность…
Я молчал, тупо глядя перед собой. Мне вспомнились рассказы Брусникина про препятствия, которые до сих пор чинят ему и его коллегам. Но трудно было поверить, что им чего-то нужно и от меня.
– Впрочем, есть выход, – меланхолично продолжал незнакомец, глядя на панораму Гималаев, – я знаю, вы тут много с кем общаетесь. Встречаетесь с русскими туристами. Делаете им экскурсии по Наггару и окрестностям. С поэтами, художниками беседуете. Люди к вам с уважением относятся.
– И что?
– А вот что. Если вы будете нам сообщать о том, кто приезжает, с какими целями, чем интересуется… особенно если это касается наркотиков, Рерихов, оружия, то вы сообщайте нам, пожалуйста. Еще нам кришнаиты интересны, экстрасенсы, всякие нетрадиционные ученые и знаменитости – их тут тоже хватает. В общем, надо фиксировать, какие настроения среди приезжающих, их имена, фамилии, адреса в Интернете. Работа несложная. И мы вас трогать не будем.
– Я подумаю.
– Подумайте хорошенько, Шри-шри Федя! – Мужчина снова улыбнулся и похлопал меня по плечу: – Вот вам моя карточка. Не сомневаюсь в вашей благоразумности. В таком положении, как у вас, без документов, в чужом государстве… Звоните, пишите в любое время, вы же всегда на связи, это у вас профессиональное, так сказать? И не стройте иллюзий, что Индия – большая страна. Мы всех, кого надо, тут очень быстро находим. Ну, мне пора… Красивые тут места, правда?
Я кивнул. Мужчина встал, поправил очки и помахал мне на прощание рукой. Я машинально посмотрел на визитку. Там стояло «Иван Андреевич Климов, атташе». Я сунул визитку в карман и уставился на неспешно текущую где-то далеко внизу реку Биас. Мне стало нехорошо, как будто я был пойман за руку на месте преступления.
На следующий день я собрал вещи и уехал из Наггара. После встречи с Климовым мне было не по себе. Как говорится, остался осадочек. Я и не думал, что в наше время возможны такие неожиданные встречи. Черт, прав был старик Брусникин! Рано еще расслабляться.
Уехать хотелось куда-нибудь подальше. Я в очередной раз неожиданно сыграл в рулетку с судьбой – сел в автобус и отправился горной дорогой прямо в Кашмир, увидеть, так ли страшен черт, как его малюют ребята, возвращающиеся из Шринагара с круглыми от пережитых экстремальных впечатлений глазами. Даже сейчас от воспоминаний об этой поездке дрожь по коже, хотя ни о чем не жалею. Увиденное оказалось покруче всех рассказов.