Индия. История, культура, философия
Шрифт:
С освобождением Бангладеш популярность Индиры Ганди в Индии и в мире достигла своей высшей точки. Пакистан безуспешно пытался бомбить Агру, Нью-Дели и другие индийские аэропорты, надеясь открыть второй фронт в Кашмире, но так и не сумел нанести сколько-нибудь серьезный урон. К концу 1971 года Индия вышла из третьей индо-пакистанской войны самой мощной державой в Южной Азии. Муджибур Рахман был освобожден из пакистанской тюрьмы, прилетел домой, где его встретили как героя, и стал премьер-министром Народной Республики Бангладеш. Вернулись из Индии в Бангладеш и десять миллионов беженцев. Но миллионы других бангладешцев вскоре покинут свою страну и в поисках земли и пищи отправятся в разные стороны, в основном на север и восток, в индийские штаты Ассам, Манипур, Трипура и Мизорам, создав таким образом новые проблемы для Индиры Ганди. Но, как бы там ни было, в 1972 году Индия была самой сильной страной в Южной Азии. Казалось, то, что осталось от Пакистана на западе, уже никогда не будет в состоянии бросить вызов индийскому суверенитету в Кашмире и где бы то ни было еще. После унизительного поражения пакистанской армии Яхья Хан подал в отставку, и Зульфикар Али Бхутто принял бразды правления тем немногим, что осталось на тот момент от Пакистана. Вначале он стал президентом, а затем премьер-министром исламской республики. Будучи харизматичным политиком и обладая
Зульфикар Али Бхутто
emp1
Зия-уль-Хак
emp1
Политическое мастерство Бхутто и его поразительная энергия привели Пакистан к новой конституции, единогласно принятой в 1973 году, и позволили ему заручиться военной и экономической поддержкой Китая, Ливии, Ирана, Саудовской Аравии и ряда исламских государств, видевших в Пакистане потенциальный меч ислама в регионе, прилегающем к Персидскому заливу и Аравийскому морю. Под руководством Бхутто и с помощью ливийских денег Пакистан начал тайно собирать компоненты для создания термоядерной бомбы, которую иногда еще называют исламской бомбой. Незадолго до военного переворота, устроенного генералом Зия-уль-Хаком в 1977 году, в результате которого Бхутто был арестован и казнен, он смог, к огромному огорчению Вашингтона, договориться с Францией о поддержке пакистанской ядерной программы.
Накануне советского вторжения в Афганистан в конце 1979 года военная диктатура Зия-уль-Хака, казалось, была на грани коллапса. Однако благодаря внезапно возникшему в Кабуле огромному советскому военному контингенту, миллиарды долларов американской военной и экономической помощи были направлены в Пакистан, чтобы поддержать новых друзей, оказавшихся на передовой борьбы с коммунизмом. Когда Зия-уль-Хак захватил власть в 1977 году, он пообещал скорые выборы и восстановление демократии в Пакистане, но с появлением советской военной угрозы у самых границ страны и вместе с хлынувшим в Карачи потоком американской помощи, он воспылал желанием помочь делу ислама, вооружая афганских беженцев для борьбы с русскими, и очень быстро забыл о своих обещаниях. Военная диктатура царила в Пакистане более десяти лет, до внезапной гибели Зия-уль-Хака в авиакатастрофе в августе 1988 года. Вскоре после этого в стране вновь состоялись свободные выборы, на которых победу одержала популярный лидер возрожденной Пакистанской народной партии, дочь Бхутто — Беназир (1953–2007). Она пробыла на посту премьер-министра восемнадцать месяцев, но в августе 1990 года была отправлена в отставку президентом страны Гуламом Исхак Ханом.
С восстановлением демократии и с новым молодым и привлекательным лидером Пакистан поначалу наладил отношения с Индией, в начале 1989 года все это выглядело как сердечная и многообещающая прелюдия к тому, что могло стать самой мягкой и счастливой весной за всю историю Южной Азии. Однако летом 1989 года мусульманские активисты спровоцировали очередную волну насилия, которая захлестнула Кашмир, и к концу 1990 года индийская и пакистанская армии уже вели интенсивные артиллерийские перестрелки. Освободительный фронт Джамму и Кашмира был наиболее заметным среди многочисленных вооруженных движений, готовых сражаться до последнего человека за освобождение Кашмира от индийской оккупации. Большинство пакистанцев продолжает верить, что Индия «украла» Кашмир в момент рождения их государства. Поэтому лидеры Азад (свободного) Кашмира без всяких угрызений совести поощряют своих приверженцев на любые действия во имя помощи исламским братьям «по ту сторону границы» в их борьбе за свободу. Молодых кашмирцев, переходивших границу и добиравшихся до Музаффарабада, столицы Азад Кашмира, встречали как героев. Они получали оружие и деньги и возвращались, чтобы с новыми силами продолжить борьбу. В Пешаваре и Пинди, Исламабаде, Карачи и Лахоре толпы людей с песнями маршировали по улицам, требуя проведения плебисцита в Кашмире или просто выкрикивая «Азаади» (свобода). После ухода СССР из Афганистана пакистанские военные вновь сосредоточились на своих мечтах о Шринагаре. Нельзя сказать, что кто бы то ни было из ответственных руководителей армии или правительства Пакистана стремился к новому витку военного противостояния, все они были немолодыми людьми и хорошо помнили, чего стоили Пакистану такого рода авантюры. Да и индийская армия стала к тому времени еще сильнее. Для выступавшей против правительства Беназир Бхутто «объединенной оппозиции», — одним из самых видных ее лидеров был глава Пенджаба и уроженец Кашмира Миан Наваз Шариф, — проблема Кашмира была инструментом политики. Отставка Беназир Бхутто рассматривалась многими как очевидное доказательство усиления роли армии, несмотря на уверения президента Хана провести в октябре свободные и справедливые выборы. Похожая ситуация сложилась и в Нью-Дели, где возглавивший оппозицию новому правительству В. П. Сингха Раджив Ганди мгновенно обвинил Сингха в мягкотелости. Проблема Кашмира в 1990 году для Индии стала не менее напряженной и эмоциональной, чем для Пакистана. Коль скоро над долиной Кашмира все чаще раздавались призывы к свободе, Индия начала перебрасывать в неспокойный штат все новые и новые войска и, одновременно с прямым и жестким президентским правлением, ввела во всех основных городах строгий комендантский час. Фарук Абдулла, который был переизбран на должность главы штата в 1986 году, ушел в отставку, чтобы наблюдать за происходящей эскалацией со стороны. Всех иностранных журналистов вывезли из Шринагара самолетом, а туристов в этот прекрасный город на озере Дал больше не пускали. Застарелый конфликт между Индией и Пакистаном запылал вновь, и встревоженные наблюдатели начали бояться, что самая взрывоопасная проблема Южной Азии вновь втянет Индию и Пакистан в войну.
Время от времени локальные конфликты вспыхивали вдоль линии контроля в Кашмире, и это продолжалось на протяжении следующих пятнадцати лет. После окончания советско-афганской войны и развала советской империи в Кашмир начали прибывать мусульманские радикалы, сторонники Джихада, они ввязывались в бой с индийскими солдатами, взрывали автобусы, подрывали себя вместе со многими другими ни в чем не повинными людьми на переполненном городском рынке, внушая страх жителям Шринагара и отдаленных деревень Кашмира. Затем, в конце 2001 года, они взорвали
Отношения между Индией и Китаем
Неру надеялся, что двусторонние отношения Индии с Китаем смогут стать примером мирных и дружеских соседских отношений для всего мира. В конце концов, Китай, подобно Индии, недавно освободился от западного колониального господства, китайцы, как и индийцы, были азиатами. Популярный индийский лозунг «хинди чини бхай бхай!» (индийцы и китайцы — братья!), казалось, лучше всего описывал отношения между Индией и Китаем, по крайней мере, для Неру. Существовали также «Пять принципов» (Панч Шила), которые определяли, как именно индийские и китайские братья должны вести себя по отношению друг к другу. Эти благородные принципы были сформулированы в китайско-индийском договоре о торговле с Тибетом, подписанном в 1954 году. Принципы начинались со «взаимного уважения к территориальной целостности и суверенитету друг друга» и заканчивались «мирным сосуществованием».
На следующий год, во время афро-азиатской конференции в Бандунге китайский премьер Чжоу Эньлай бросил вызов Неру, который играл лидирующую роль в нарождающемся движении стран «третьего мира». Тем не менее Неру в Лок сабхе докладывал о конференции в Бандунге довольно оптимистично, вспомнив о Пяти принципах: «В Бандунгской декларации мы можем найти воплощение этих Пяти принципов… У нас есть все основания для удовлетворения, коль скоро конференция, на которой было представлено более половины всего человечества, декларировала приверженность принципам, определяющим… отношения между народами как движение к миру и сотрудничеству».
Через два года китайцы начали строительство дороги, проходившей через узкую полосу индийской территории в отдаленном районе Аксайчин, и это заставило Нью-Дели, наконец, проснуться и посмотреть на ситуацию иными глазами. Давний индийско-китайский слоган о дружбе отныне стал звучать «хинди чини бай бай!». Если бы Неру еще прежде внимательно изучил китайские карты, то он бы намного раньше понял, что Чжоу Эньлай и все его китайские предшественники никогда не принимали линию Мак-Магона [48] в качестве северной границы Индии. Эту «границу» в 1914 году провели британцы, министерство иностранных дел Индии в момент обретения страной независимости ее фактически унаследовало. Слабые попытки Индии вытеснить китайцев с их новой дороги, связывавшей Синьцзян с Тибетом, привели только к ухудшению ситуации. Индийские пограничники были перебиты значительно лучше подготовленными и вооруженными китайскими войсками.
48
Линия Мак-Магона — граница между Великобританией и Тибетом длиной в 890 километров, созданная в 1914 году и названная в честь министра иностранных дел Британской Индии. В данный момент она является границей между Индией и Китаем, с чем согласна Индия, но не согласен Китай.
Китайская «картографическая агрессия» все больше раздражала индийский МИД. Наконец в результате полномасштабного китайского вторжения на северо-восток Индии в 1962 году большая часть и без того неубедительных индийских сил оказалась погребена под гималайским льдом и снегом. Китайцы всерьез угрожали столице Ассама, но в ноябре остановились и в одностороннем порядке отвели свои силы. Возможно, до них донесся гул авиационных моторов американских военно-транспортных самолетов, на борту которых находилось высокогорное военное снаряжение, и которые с началом войны стали прибывать в аэропорт Калькутты. Благодаря быстрой и энергичной реакции посла Дж. К. Гэлбрейта, Соединенные Штаты в течение нескольких последующих месяцев прислали такое количество военного снаряжения, что его должно было хватить на то, чтобы вооружить по крайней мере десять горных дивизий, расположенных вдоль северной границы Индии. Никогда больше Индия не будет столь уязвимой перед китайским вторжением. Однако все идеи Неру о политике неприсоединения и его мечты о «Пяти принципах» были разрушены и забыты.
«Мы, в этой стране, люди мира, — говорил Неру осенью 1962 года. — Мы не привыкли к войне… Но все наши усилия мирно урегулировать вопрос о границах были напрасны. Грозный и бессовестный враг, которому не нужен мир… постоянно угрожал нам и, наконец, привел свои угрозы в действие… Вторично все, что не связано со свободой нашего народа и нашей Родины. Если необходимо, в момент великого кризиса мы можем пожертвовать всем этим… Но нам нужно измениться, мы должны отказаться от медлительности мирного времени и перейти к более результативным мерам. Мы должны воссоздать нашу военную мощь, используя все средства, которые есть в нашем распоряжении… Никто не может гарантировать нам свободу!»