Инферняня
Шрифт:
— Я могу даже сочинить новое стихотворение! — говорил им старик Алан.
Лошади зафыркали, а одна даже постучала передним копытом по каменной стене. Ну прям как дрессированные!
Напротив лестницы в стене был большой арочный проем, выходивший на крышу. Видимо, через него лошади и зашли сюда.
— Неправда, вовсе не ужасное! — вскричал Алан и пояснил нам: — До сих пор плюются на мое последнее.
И снова повернулся к коням:
— „Вечер“ и „виолончель“ — это отличная рифма! Правда, Томас?
— По —
Лошади зафыркали еще громче.
— Я же говорил тебе, — сказал Алан Томасу, — упрямые, как ослы. Даром что лошади!
Я подобралась поближе к Вивиан, стоявшей в стороне, и прошептала:
— О чем они спорят?
— О стихах, разве не слышишь? — пожала она плечами. И соизволила добавить: — Эти лошади возят только поэтов.
Ничего себе! Впервые встречаю транспорт, отбирающий пассажиров по интеллектуальному признаку!
— Симпатичная леди с Атлантики,
Завязавши ботинки на бантики… — начала я.
Кони покивали. Алан повернулся ко мне:
— Им нравится, когда цитируют стихи. Но поэтом ты от этого не становишься!
Хм. Они что, все стихи на свете знают?
— И всех поэтов! — хмуро заметил Алан.
— Но дорогу показать вы можете? — раздраженно спросил коней Алан.
Те переглянулись друг с другом, потом отрицательно помотали головами.
— Не на Парнас же, — взревел Алан, — на Олимп!
А через пару секунд сказал, видимо, отвечая на их мысли:
— На чем поедем, это уже наши проблемы.
Одна лошадь решительно закивала, другие, спустя мгновения, тоже.
— Ну вот и славно! — сказал Алан. — Отдыхайте, можете попастись в саду. Ваше — все, кроме грядок с табличками.
Да, грядки!
— А мы пока вытащим наш транспорт, — досказал Алан. — Идемте.
Это уже относилось к нам.
— Алан, — сказала я тихо. — Я чуть не забыла. До просил передать…
— Ах он негодник! — прочел мои мысли Алан прежде, чем я высказала их вслух. — Ах они все! Брюхоногие! — рассердился Алан и горько пропел: — Мои помидорчики! Мои „дамские пальчики“!
Я поняла, что улиткам несдобровать — наверное, их ждет серьезный разговор.
Лошадки стали выходить через проем на крышу и взлетать, я не могла оторвать от этого необыкновенного зрелища глаз. Они взлетали так легко, будто ничего не весили, и крылья их раскрывались совершенно бесшумно, как раскрываются тонкие китайский веера.
Когда мы друг за другом спускались по лестнице — Алан с Томасом шли впереди, за ними Вивиан, а я отстала, так как любовалась лошадьми — Томас сказал:
— Что за транспорт, Алан?
Алан молчал, стуча домашними туфлями по железным ступенькам.
— Алан? — повторил Томас.
— Я думаю, — буркнул Алан. — А лимузин точно больше не…
— Не летает, — твердо сказал Томас. —
— Почему же? — сказал Алан.
Он-то услышал окончание мысли Томаса. А мы — нет.
Я вышла на воздух вслед за всеми и спросила Томаса:
— Что „не предлагай“?
— Да? — поддержала меня Вивиан.
Томас вместо ответа откашлялся. Алан посмотрел на него, хмуро сдвинув лохматые седые брови и сказал вызывающе:
— Чего ты кхыкаешь? Отличный транспорт.
— Садовая тележка, — сказал Томас.
— Не принижай! Разве садовая тележка бывает три метра в длину? Разве она летает по воздуху? Еще скажи, что я ее держу, чтобы навоз перевозить!
— Ну иногда, — иронично сверкнул взглядом Томас.
— Иногда не считается! — отрезал старичок.
Тон Алана мне показался таким знакомым… Точно! Он так же говорил об улитках!
— Именно! — торжествующе посмотрел на меня Алан и сказал Томасу: — Не надо тебе ничему ее учить — она и так умница!
— Что? — растерялась я.
Нет, приятно, конечно, когда вас вдруг ни с того ни с сего называют гением, но лучше бы узнать, с чего.
— Улитки и тележка! — сказал Алан. — Ты права. Я горжусь, что оно пролилось именно здесь.
— Что — оно? — не понимала я. А кто бы понял?
— Топливо с инопланетного корабля, — сказал Томас. — Тогда то мы и познакомились с Аланом.
— Но ведь он же и так не просто человек… — удивилась я.
— Идемте же в сарай, — сказал вдруг Алан и бодро зашагал между яблонь.
— Он лизнул топлива, — тихо сказал Томас.
— И запил его Шато — Икемом, — крикнул Алан.
— И — кем — он? Запил? — тихонько спросила я Томаса.
— Вино такое, — сказал Томас.
— Значит, любой человек может стать телепатом? — ух ты, я бы не отказалась.
— Поверь мне, я бы и не нюхал это масло, если б знал, чем это обернется! — сказал Алан.
— Нет, — сказал мне Томас, — многие пробовали, и в лаборатории исследовали, и наши, и инопланетяне… Совершенно особый случай. Видимо, какие-то личные характеристики…
— Моя мама была танцовщицей, — сообщил всему саду Алан, — а папа графом!
— Не думаю, что дело в этом, — тихо сказал Томас.
— Много ты понимаешь, — проворчал Алан.
Мы подошли к покосившемуся здоровенному строению из досок, и Алан открыл — нет, не дверь, а целые ворота.
— Пришлось из-за тележки их сделать, — сказал Алан, — в дверь она не проходила.
Да. Вот это тележка! Ее ручка вздымалась высоко у меня над головой. Алан включил свет, подошел к тележке и почти нежно похлопал ладонью по дощатому ее боку (доски были будто из какого-то баобаба — такие толстые и рисунок среза дерева будто нарисован толстой кистью, а гвозди так вообще походили на грибные шляпки).