Инферняня
Шрифт:
— Эта идиотка целый час пересказывала мне последнюю серию „Пилигримов любви“, представляешь? Дурацкий сериал! Сплошные небылицы — у человека до девяноста лет не было детей, и вдруг сразу трое!
Ответила я, помню: „Накопилось, наверное“.
— Темы интересные, — сказал старик и спросил меня: — Вот ты что любишь?
— Брюссельскую, конечно, — сказала я. — Такие малюсенькие кочанчики! Когда я ее ем, мне кажется, что я Гулливер, и приготовили ее лилипуты!
— Да, прелесть, — сказал старик, но не
А тот снова громко захлюпал супом. Тоже мне образованный человек! Это он будет меня еще учить! Я ем суп, по крайней мере, не воспроизводя звуков засорившегося умывальника!
— Фу, — сказал старик, — неаппетитное сравнение.
— Хорошо, что ты не произнесла его вслух, — сказала Вивиан в мою сторону.
— Она сравнила Томаса с умывальником, — любезно сообщил старик.
— Потому что он хлюпал, — оправдывалась я.
— Ничего, Томас, — сказал старик. — Кошкам, например, твое хлюпанье нравится. Они сразу задумались, а не пора ли перекусить.
В этот миг из кухни снова пришла Нэнси, с большой фарфоровой кастрюлей. (Похоже, Нэнси и без сверхспособностей угадывает чужие мысли). Кошки, завидев кастрюлю, стали подбираться к мискам. Но не толпой и не суетясь, а вполне себе с достоинством.
Нэнси начала раскладывать поварешкой кашу по мискам, и несколько кошек мелодично мяукнуло, словно одобряя ее действия.
— Ну вот, — сказал старик, со звяканьем положив ложку в пустую тарелку, — теперь до ужина дожить можно.
— Суп замечательный, Нэнс. Спасибо, — сказал Томас, и, встав из-за стола, стал собирать посуду.
— Что ты, я сама, — отозвалась Нэнси.
— Пустяки, — сказал Томас, и с полным подносом отправился на кухню.
А я почувствовала усталость, мне было тепло, уютно, и так захотелось прикорнуть на мягком диванчике, укрывшись вон тем клетчатым пледом.
— Пожалуйста, — сказал мне старик. — Отдыхай.
— Спасибо, я ничего, — сказала я.
Если я засну, Томас предпочтет оставить меня здесь, а не тащить на Олимп, который он почему-то считает опасным.
— И правильно сделает, — ответил старик на мои мысли.
Я уже отчаялась настроить их на какой-нибудь бессодержательный лад. Да и сил на это не было.
— Но я обещаю тебя разбудить, — сказал старик.
Томас посмотрел на него и вздохнул, сказал мне:
— Хорошо. Я не поеду без тебя.
Я перебралась на диван, уже засыпая, услышала, как старик сказал:
— Есть комнаты для гостей, выбирай любую.
Наверное, Вивиан тоже захотела отдохнуть. Томас-то, похоже, железный.
Мне снились улитки, они кружком стояли около меня, я пела, а они хором подпевали и в такт махали рогатыми головами туда — сюда.
Песня была совершенно мне незнакомая, и как я ее пела, не пойму. Позже, после пробуждения, я вспомнила лишь две строчки: „Брось-ка
Потом одна улитка приблизилась ко мне и громко заурчала, и даже замурчала. Я проснулась. Перед лицом моим была пушистая серая морда, и усы щекотали мой нос. Я отодвинулась и села. Дымчатая серая голубоглазая кошка сидела на ручке дивана и смотрела на меня как-то вопросительно, мол „Ты чего тут разлеглась?“
— А где все? — спросила я у кошки, но она, разумеется, мне не ответила.
Стол был накрыт по — королевски — все блестело, переливалось в свете десятков свечей. Посуда чиста, стулья на местах, еды и не видно — кажется, ужина еще не было. Значит, все еще здесь и никуда не умчались без меня. Но где — здесь?
За окнами начинало темнеть. Было так тихо, будто я во всем замке одна. Кошки не производили много шума — они в основном дрыхли себе по углам, стульям и креслам. Та серая, что меня разбудила, устраивалась на моем месте.
Я протерла глаза и отправилась на поиски людей.
Если тут так тихо, то все в саду! Как же я сразу не догадалась. Они нагуливают аппетит и ведут беседы с улитками. Может, спрашивают у них дорогу на Олимп?
Хотя, судя по рассказам Алана, они могли бы знать эту дорогу в единственном случае: если ее обочины заросли салатом и капустой.
Снаружи стало прохладно. Прямо от невысокого деревянного крыльца вела прямая, как линейка, дорожка. Вокруг росли стриженные кусты и деревья.
И здесь никого — ни людей, ни хваленых улиток. Кричать „Алло“, „Ку — ку“ или тому подобную нелепицу мне как-то не хотелось — не в лесу же я, в конце концов.
Поэтому я просто пошла по дорожке, надеясь, что она ведет куда надо. То есть мне надо.
А вывела она меня к другой дорожке, пересекавшей эту поперек. Кусты здесь были выше меня и совершенно не просвечивали. Зато вместе с дорожками куда-то поворачивали, вдруг пересекались еще одной дорожкой или расходились в три стороны.
Кажется, я оказалась в лабиринте. Ладно, вернусь в дом и подожду всех там. Только вот где дом-то? Солнце скрылось, было почти темно. И куда оно скрылось? Где закат? Где запад? Где он был, когда я вышла из замка??
Похоже, вон над теми кустами небо светлее, чем везде. Значит, там садится солнце. А когда я вышла, я смотрела… Под ноги я смотрела! Я боялась наступить на говорливую улитку!
Так. Спокойно. Если все время поворачивать направо, то выйдешь — куда? Направо. А мне куда надо? Ну хоть куда-нибудь!
— Эй! — раздался откуда-то издалека голос Томаса.
Он тоже заблудился! Они все пошли гулять и заблудились!
— Томас! — закричала я. — Я здесь!
— Подними голову! — сказал Томас, и я поняла, что голос его доносился откуда-то сверху.