Информаторы
Шрифт:
Я качаю головой. Остатки салата меня наконец соблазняют, но официант уносит тарелку. Такое ощущение, будто в ресторане меня все узнают.
— У тебя улыбочка с ошибочкой. — Шелдон запихивает бумажник в карман.
— А что мне толку от улыбочек без ошибочек, толку-то что?
Шелдон так на меня смотрит, что я пытаюсь улыбнуться, положить салфетку на стол — прямо-таки нормальный человек.
— У тебя телефон… ну… занят в последнее время, — тихо замечает Шелдон.
— Можно звонить на студию. Это ничего не значит.
— С Уильямом в эти дни общалась?
— Что-то не хочется мне общаться с Уильямом.
— По-моему, он хочет
— Откуда ты знаешь?
— Видел его пару раз. — Шелдон пожимает плечами. — Где-то тут.
— Господи. Видеть не хочу этого урода. Парнишка-мексиканец уносит наши стаканы с водой.
— Шерил, большинство моих знакомых поговорили бы с бывшими мужьями, если б мужья захотели поговорить. Это не конец света. Да что такое? Ты что, и по телефону с ним пообщаться не можешь?
— Пускай звонит на студию. Я с Уильямом говорить не хочу. Он жалок. — Я опять смотрю на улицу, на двух коротко стриженных девочек-блондинок в мини-юбках, что идут мимо, с ними высокий блондин, он напоминает Дэнни. Не в том дело, что он вылитый Дэнни — просто вылитый, — скорее в том, как равнодушно он шаркает, как разглядывает себя в окне ресторана, в очках — тех же «уэйфэрерах». И на секунду он снимает очки, смотрит прямо на меня, хотя не видит, приглаживает короткие светлые волосы, девочки подпирают пальму, которую разглядывал Шелдон, закуривают, а блондин надевает очки, проверяет, не погнулись ли, отворачивается, бредет по Мелроуз, и девочки отлипают от пальмы и следуют за ним.
— Знаешь его? — спрашивает Шелдон.
Уильям звонит мне на студию около трех. Я за столом тружусь над репортажем про двадцатую годовщину убийства Китти Дженовиз [43] , и тут он звонит. Рассказывает, что у меня в последнее время был занят телефон и надо бы нам поужинать на неделе. Я отвечаю, что занята, устала, слишком много работы. Уильям все талдычит название нового итальянского ресторана на Сансете.
— А что же Линда? — Не стоило спрашивать, понимаю я, Уильям может решить, что я его предложение обдумываю.
43
Ранним утром 13 марта 1964 г. в Куинсе, штат Нью-Йорк, неизвестный подстерег владелицу бара Кэтрин Дженовиз и нанес ей многочисленные колотые и резаные раны, от которых она скончалась на месте. Убийство из окон наблюдали тридцать восемь ее соседей по Кью-Гарденз, которые предпочли не вмешиваться, несмотря на крики жертвы о помощи; полицию они вызвали лишь через полчаса после нападения. «Дело Китти Дженовиз» всколыхнуло в США целую волну общественной озабоченности черствостью и бесчеловечностью, вызванными растущей изоляцией людей в современном урбанистическом обществе.
— Она в Палм-Спрингз на пару дней уехала.
— Что же Линда?
— А что Линда?
— Что же Линда?
— Мне кажется, я по тебе соскучился.
Я бросаю трубку, разглядываю снимки тела Китти Дженовиз, и Уильям не перезванивает. Загримированный Саймон рассказывает, что работает над сценарием о брейке в Восточном Голливуде. Когда начинаются новости, я смотрю прямо в камеру и надеюсь, что Дэнни смотрит, — он на меня только в новостях и смотрит. Я тепло улыбаюсь перед каждой рекламной паузой, даже если это вопиюще неуместно, и в конце передачи меня
На дорожке стоит белый «фольксваген-кролик», рядом красный «порш» Дэнни, а подле него — гигантское перекати-поле. Проезжаю мимо, паркую «ягуар» под навесом и долго сижу, а потом вылезаю, несу в дом пакет с продуктами. Ставлю на кухонный стол, открываю холодильник, выпиваю половину «Тэба». На столе записка на ломаном английском от служанки: звонил Уильям. Отключаю телефон, комкаю записку. В кухню входит мальчик — лет девятнадцати-двадцати, короткие светлые волосы, загар, в одних голубых шортах и сандалиях. Резко застывает. Секунду мы смотрим друг на друга.
— Э… привет, — говорю я.
— Здрасьте, — мальчик начинает улыбаться.
— Вы кто?
— Ну… я Бифф. Здрасьте.
— Бифф? — переспрашиваю я. — Вы — Бифф?
— Ага. — Он задом продвигается к двери. — Увидимся.
Я стою, в кулаке — записка про Уильяма. Выбрасываю ее и поднимаюсь по лестнице. Хлопает входная дверь, слышно, как «фольксваген-кролик» заводится, пятится с дорожки, катит по улице.
Дэнни лежит на моей постели под тонкой белой простыней, смотрит телевизор. У кровати, возле колоды карт таро и авокадо, валяются комки «клинексов». В комнате жарко, и я открываю дверь на балкон, в ванной надеваю халат, молча иду к «бетамаксу», перематываю кассету. Кошусь через плечо: Дэнни по-прежнему смотрит в экран, который я загораживаю. Жму кнопку, и начинается концерт «Пляжных мальчиков». Мотаю вперед, жму кнопку. Кроме «Пляжных мальчиков» — ничего.
— Ты сегодня новости не записал?
— Не, записал.
— Но тут ничего нет.
— Да? — вздыхает он.
— Тут нет ничего.
На секунду он задумывается, потом стонет:
— Ох, блин, прости. Мне надо было концерт «Пляжных мальчиков» записать.
Пауза.
— Тебе надо было записать концерт «Пляжных мальчиков»?
— Это последний концерт, потом Брайан Уильямс умер, — отвечает Дэнни.
Я вздыхаю, барабаню пальцами по видаку.
— Не Брайан Уильямс, тупица. Деннис Уилсон.
— Нет. — Дэнни чуть приподымается. — Брайан.
— Ты второй день подряд пропускаешь новости. — Я иду в ванную, открываю краны. — И кроме того, его звали Деннис, — кричу я оттуда.
— Понятия не имею, с чего ты это взяла, — слышу в ответ. — Его Брайан звали.
— Деннис Уилсон, — громко повторяю я. Наклоняюсь, пробую воду.
— Нетушки. Ты тотально ошибаешься. Брайан. — Дэнни встает с постели, завернутый в простыню, хватает пульт и ложится обратно.
— Деннис — Я выхожу из ванной.
— Брайан, — повторяет он, переключая на MTV. — Ты совсем пальцем в небо.
— Деннис, дурья башка, — ору я, спускаясь по лестнице. Включаю кондиционер, в кухне открываю белое вино. Беру с полки бокал, возвращаюсь наверх.
— Уильям днем звонил, — сообщает Дэнни.
— И что ты ему сказал? — Я наливаю вино, пью, пытаясь успокоиться.
— Что мы еблись всухую и ты не доползешь до телефона, — ухмыляется Дэнни.
— Еблись всухую? Недалеко от истины.
— Вот-вот, — фыркает он.