Инго и Инграбан
Шрифт:
– К оружию, сыны лебедей! Железную жаровню сюда и зажгите смолистый огонь; сегодня ночью пойдет у вас знатная пляска, словно вокруг пылающих костров!
Вскоре наверху запылал большой огонь, и вооруженные вершники спустились с горы.
Ирмгарда сидела в брачном покое, устроенном ей некогда вандалами в листве дуба. Она держала в руках предостерегающее знамение своей матери и пристально глядела в пространство. Услышав шаги мужа, она устремила на него взгляд, но тот остановился внизу с Бертаром. Наконец он поднялся в покои и, подойдя к Ирмгарде, сказал:
– Плащ королевы упал вниз, и в гневе уехала она с наших гор.
– Я лежала на скале, над источником, поверженная тоской и стыдом. И слышала я ваш разговор, и видела, как
– Значит, ты слышала и мои возражения, – добродушно возразил Инго.
– Слов я не разобрала: расплакался мой сын, и я отнесла его на отцовское ложе, чтобы ты, Инго, привел для него мачеху.
– Ирмгарда! – вскричал опешивший супруг. – О чем ты говоришь?
– Не думаешь ли ты, что я стану лежать на твоей дороге камнем, преграждающем твоей ноге путь к геройским подвигам и к царскому венцу? Я слышала – мои соотечественники говорят, будто сочеталась я с тобой не в законном браке, и позорен был привет королевы. Отправь домой свою наложницу, и королева по-прежнему будет к тебе благосклонна.
– Ты оскорблена, и язвительны речи твои, – быстро ответил Инго. – Но полагаю, не должна ты рвать наших отношений потому только, что королева злобно помышляет об этом. Она хочет разлучить тебя с мужем, но не для того, чтобы, как тебе кажется, приготовить ему королевское ложе. О другом ложе помышляют многие для чужеземца Инго, и там, в долине, приносят уже камни, чтобы скрыть его в мрачной обители.
Ирмгарда вскочила, словно от жала змеи, но Инго привлек ее к себе и нежно проговорил:
– Горек был мой путь по грешной земле; еще отроком я должен был, подобно хищному зверю, рыскать в долинах и искать добычу для поддержания жизни, а охотники между тем шли за мной по пятам. Нередко противен был мне день, когда за чужим столом алкал я обгрызенные кости и ловил на себе холодный взгляд хозяина. Но, надеюсь, не бесславно пробивался я в боевом строю через неприятельские рати и честно достиг того, что со временем даст мне радостное место в чертогах витязей. Последний прыжок в толпу неприятеля казался мне высшим блаженством, и в звуках боевой песни слышалось мне, что бессмертные зовут потомка в дружину свою. Но с той поры, как увидел я тебя, как сделалась ты мне дороже жизни, стал находить я другую отраду на свете: было мне приятно сидеть над долинами, улыбаться при виде козлов и баранов, бодающих друг друга в нашем дворе, или глядеть на ратных товарищей, приносивших в плетушках соты диких пчел. Но боги, одарившие нас таким счастьем, определяли также, что непрочно будет оно и исполнено страданий для тебя, моей возлюбленной. Я вынужден был добиться тебя отважным похищением. Сделавшись моей женой, ты стала беднее, чем была дома. Кроме моих суровых товарищей да поселенцев, давших мне присягу в верности потому только, что не было им счастья на родине, никто не приветствовал тебя. Я часто замечал, что от изгнанника таила ты свои слезы и вздохи по родине. Но сегодня, когда упал плащ королевы, верховные боги вразумили меня. Очень может быть, что им угодно призвать меня к себе, поэтому я стараюсь, чтобы славным было мое отбытие и гибельным для врагов моих.
– Уезжай из этой ограды и устрой себе новое жилище на чужбине! – воскликнула Ирмгарда.
– Только дикий зверь покидает свое логово, когда несется на него свора псов, но не начальник народа!
– Целый год ты счастливо прожил в безвестности, выносил сына на щите, жена обнимала твою шею. Подумай об этом, Инго, прежде чем сделаешь выбор.
И она с тоской взглянула в его глаза.
Инго еще раз подошел к маленькому окну и во все стороны осмотрел мглистую окрестность. Небо алело, подобно жаркому золоту; в долинах над ручьем поднимался туман. Взглянув на высокие холмы, темные леса и плодоносные поля, Инго повернулся к жене.
– Когда певец пел в чертоге, и ты в присутствии всех почтила чужеземца, тогда я был тебе мил, потому
– Боязнь лишиться тебя, – тихо ответила Ирмгарда и скрыла свое лицо на его груди.
Инго крепко обнял ее.
– Высоко держал я голову изгнанником, пользовался счастьем дня, считал жизнь ничем в сравнении со славной смертью, гордясь тем, что был я верен каждому, кому вверял себя, и грозен врагам моим. Кто желает усмирить гордость мою, того я убью или тот убьет меня. Но горделивее, чем когда-либо, готовлюсь я теперь к бою: могуч напор врагов, и ты, возлюбленная, увидишь, что недаром певец прославлял витязя. Приготовься, княгиня, к торжественному дню твоего супруга! Вскоре услышишь ты вокруг брачного покоя пение лебедей твоих, а над облаками увидишь воздушный мост, по которому витязи умчатся ввысь.
Мрачнее становились тени ночи, пылал сторожевой огонь, отбрасывая багровый свет и облака дыма на двор, где ратники готовились к отпору. Они очищали двор от телег, несли метательные копья и камни. Им помогали служанки: они черпали воду из ручья и наполняли ею бочки и кадки у чертога. Гонцы-селяне бегали с поручениями, приезжали и уезжали вершники, и приказания начальника доносились из-за вала, окружающего укрепление.
Ирмгарда с Фридой спустились с вышки. Подавлены были сомнения княгини, и шла она по двору, как бы несомая богиней силы. Довольный Бертар улыбнулся, когда она приблизилась к нему. Быстро поднявшись с земли, где он работал молотком над большой пращей, старик приветствовал Ирмгарду, как приветствует воин своего начальника:
– Отрадно видеть мне королеву в таком наряде; приятны мне ее светлое лицо и золотые украшения на груди. Хвалю я пир, на который невеста является в богатом наряде. Охотнее бьемся мы, ратники, при виде госпожи, которая, подобно деве битв, склоняется над воином. Выслушай, однако ж, доброжелательные слова старца. В мирное время ты была доброй госпожой для буйных ратников; обо всех ты заботилась, но и со всеми была горда, как подобает доброй хозяйке, чтобы не касались ее ни дерзкий взгляд, ни непристойная шутка захмелевшего от меда. Но если угодно тебе, будь теперь ласкова с воинами, приветливо поговори с каждым и щедро раздай запасы, хранимые тобой в погребах и кладовых. Я не опасаюсь, что не хватит пищи и напитков во время битвы, но иной и разит сильнее и сильнее мечет оружием, если почтен он медом и доброй закуской. До сих пор мы подстерегали только бургундских хищников, но на этот раз быть работе, о которой станут говорить новые рода.
Старик почтительно взял протянутую ему Ирмгардой руку.
– Все случилось, как я всегда того желал: небольшое поле и горячий бой, и я бок о бок с моим повелителем, – продолжал он. – Одно только смущает меня: невелик отряд, который последует за ним на поле битвы, а богу войны приятнее считать на своей ниве тьмы воинов, нежели одиночные стебли. Поди-ка сюда, Вольф! – закричал он молодому турингу. – Ты мастер обращаться с женщинами, а они расхваливают тебя как танцора. Будь же старшиной над женщинами. Предводи ими, когда они станут скатывать камни со скалы или заливать горящую на кровле стрелу. Вытащи из ямы бычьи и оленьи шкуры и расстели их влажными на кровле дома, потому что после древесной листвы нет лучшей защиты против подметного огня.
– Я надеялся быть поближе к предводителю, – ответил обиженный Вольф.
– Никто и не запрещает тебе в нужную пору сделать приличный прыжок, – утешил его старик, – но доблестнее, чем полагаешь, обязанность твоя.
– Ты думаешь, что кое-кому из нас жарко придется сегодня?
– Кое-кому из них – так следует говорить, – ответил Бертар. – Постарайся только, пригожий ты парень, понравиться высоким женам судеб.
– Не о себе думал я, – заметил Вольф, через плечо взглянув на дом.
– Не оглядывайся назад – таков закон войны. Все, что позади тебя, пусть само заботится о себе, а ты посматривай на тех, кто перед тобой.