Инкуб. Строптивая добыча
Шрифт:
Один из них, в серебристо-сером, резко поднял голову и посмотрел прямо на меня.
Как будто оборвалась нить, что удерживала маятник моего сердца в груди – и оно застыло на мгновение, чтоб потом рухнуть вниз.
Даже через разделяющее нас расстояние… через всё, что нас разделяло, я почувствовала связь, что по-прежнему была между нами.
Рядом с ним высокий, видный темноволосый мужчина в чёрном что-то оживлённо ему рассказывал, бурно жестикулируя. А Велиар стоял неподвижно, молчал и смотрел на меня. Отсюда я не могла разобрать выражения его лица. Но когда прозвенел второй звонок, он отвернулся
Гасли огни в зале, и вместе с тем гасло моё настроение. Как будто темнело и на душе.
Зачем я вообще тратила деньги на платье. Дура набитая.
Последний звонок.
Внизу – тёмное шелестящее людское море. Ярко освещённая сцена. Звучит увертюра. В нежные звуки флейт вплетается тревожное скрипичное тремоло. Как и положено увертюре, нам пытаются без слов пересказать весь будущий сюжет. И вот в нарастающей мощи звуков я читаю явственно – ничего хорошего не ждёт ту, которую постигнет несчастье влюбиться в инкуба. Полностью согласна с композитором.
Поднимается тяжёлый занавес, алого бархата с золотыми кистями. Пасторальные картины декораций выглядят насмешкой.
Лили переводит бинокль на сцену. За весь вечер она мне не сказала и слова. И села нарочито подальше, хотя тут всего-то по три стула в два ряда. Но она даже отодвинула свой в тот угол, что ближе к сцене, и отвернулась.
Мне стоит огромного труда сосредоточиться на опере, тем более в сложных ариях, которыми певицы и певцы рассказывают свою историю, не всегда бывает понятно разобрать, о чём, собственно, они поют. Наверное, поэтому я больше любила оперы по знакомым произведениям. Тут даже либретто не выдавали до начала спектакля – хранили интригу. Известна только общая канва.
Есть инкуб – вон он, так широко разевает рот в попытках, наверное, обрушить своды театра, что страшно за здоровье его нижней челюсти. Хоть бы актёра подобрали нормального, что ли. Этот обширный господин средних лет совершенно не подходит. Есть девушка – тонны пудры и румян тоже не могут скрыть, что уже не совсем девушка – которая в него безнадёжно влюблена и после единственной ночи мучается жестокими приступами инкумании.
И вот она ему поёт о том, как страдает, он ей поёт о том, что она должна его забыть, ибо он не создан для любви земной женщины… Кто вообще в здравом уме поёт, когда страдает?! Когда сердце разрывается на части, когда молча плачет и сжимается в крохотный комок, когда…
– Добрый вечер! Мы вам не помешаем, если присоединимся, леди?
Этот бархатный густой баритон я бы узнала, даже если б все скрипки оркестра и певцы прнялись одновременно перекрикивать друг друга.
Я резко обернулась, больно стукнувшись локтем.
В нашу тёмную, едва освещённую отбликами софитов ложу вошли двое. Велиар и его спутник. Второй с интересом разглядывал нас – впрочем, на мне его взгляд задержался не долго, второй объект был явно примечательней.
Не дожидаясь ответа опешившей Лили, Велиар уселся позади меня. Я отодвинулась как можно дальше, на самый край стула, чуть не вывалившись к чертям с балкона. Слишком это было неожиданно. Я как-то привыкла уже к расстоянию. А теперь его почти не стало – не стало до такой степени, что я чувствовала до боли знакомый запах его кожи и волос. И все же не могла себя заставить отвернуться, так и продолжила сидеть
Велиар же вальяжно откинулся на спинку богато раззолоченного стула и сложил руки на груди. Он не отрываясь смотрел только на меня. В упор.
Темноволосый остался стоять, словно не совсем ещё разобрался в ситуации и предпочитал сохранить обзор.
– О, лорд Велиар… - с придыханием выдала, наконец, Лили, оправившись от первого шока. – Я так счастлива, что вы меня, наконец, нашли!
– И с чего же вы взяли, что я вас искал? – иронично ответил инкуб. На хорошеньком личике Лили отразились замешательство и экстренная работа мысли.
– Но… после столь поспешного отъезда по приказу моего папеньки… я думала… что инкубы не расстаются так просто со своей добычей!
– Всё правильно, не расстаются, - тихо ответил Велиар, и его мерцающий взгляд опустился на мои губы. – Но кто вам сказал, милая, что именно вы были моей добычей?
Глава 14.
Я не могла поверить в то, что он это сказал.
Вот так, походя разрушил всю легенду, столь тщательно создаваемую.
Мне хотелось зажмуриться, спрятаться, оказаться где-нибудь в другом месте, только не здесь… ведь я уже чувствовала, как густеет и закипает воздух, как в нём проносятся грозовые разряды.
До Лили наконец-то стало доходить.
Она вскочила с места. Я медленно подняла глаза. У неё был вид потрясённого ребёнка, которому вдруг сказали, что конфеты под ёлкой предназначались не ему. Но с уст этого прелестного златокудрого ангела сорвались вовсе не ангельские речи.
– Ах ты дрянь… так это была ты! Всё это время… ты всё портила! Ты охмуряла тайком моего инкуба! Поэтому ничего не получалось… Что, решила, это твой последний шанс? Найти хоть кого-то, кто согласится на такую скучную старую деву? Проверит из любопытства, не поросло ли там у тебя всё мхом под юбкой? И мы ещё приняли эту гадину в такую почтенную семью, кормили, поили… а оказывается, пригрели змею на груди! Ненавижу…
И она занесла руку надо мной для пощёчины.
Я же смотрела с удивлением в перекошенное злобой хорошенькое личико и не могла понять, откуда в ней столько ненависти ко мне. Что я ей сделала? Что я всем им сделала? Ведь так старалась быть полезной, быть незаметной, как можно меньше мешать. Но выходит, помешала одним своим существованием.
Тонкая рука в обручье жемчугов неслась ко мне… я смотрела на это с каким-то отстранением, словно всё происходит не со мной. Как будто это продолжение спектакля. Просто очередной акт драмы. Или трагикомедии. А может, фарса.
На излёте рука столкнулась с препятствием. Жёсткие сильные пальцы перехватили изящное запястье. Сжали так, что Лили ойкнула.
– Не смей.
Короткого властного приказа, произнесённого так тихо, что его почти заглушили рулады певцов, оказалось достаточно, чтобы Лили сникла. Она отобрала руку и принялась потирать запястье с сердитым и обиженным видом. Её щеки стремительно заливал румянец, на кончиках длинных ресниц блеснули слёзы.
И что же будет дальше?
В любом случае, теперь – ничего хорошего. Она непременно расскажет родителям.