Инквизиция: Омнибус
Шрифт:
— Дело? О, да: касательно гидры. Ужасающая угроза, а? Думаю привлечь ваше внимание к этому. Здесь, под городом, есть неплохой образец. Не желаете ли поохотится со мной на крупную дичь? — человек говорил на Имперском готике без следа местного хриплого акцента, с какой-то жуткой манерностью — даже, подумал Жак — с инопланетной манерностью.
За спиной Жака Ме’Линди и Гримм зорко рассматривали слоняющихся попрошаек, торговцев и всякий прочий сброд. Пассажиры, естественно, пялились на Ме’Линди. Две небольших группы по-боевому одетых молодчиков, судя по эмблемам — из разных банд, оценивающе приглядывались
В воздухе висело напряжение. Антураж был одновременно и гнетущим, и кричащим. Из стен с благочестивым лозунгами словно выпирали коричневые кишки.
Грязные колонны чем-то напоминали фаллосы. И дело было не в том, что Кефалов был более грязным и бедным городом, чем столица, а в том, что он абсолютно не был поврежден. И поэтому агрессия и порочность здесь бурлили и зрели, ожидая очищения.
Если мозг выпускал в небеса пар и дым, а грязь стекала с боков, то всё остальное копилось здесь, под давлением в сосуде, набитом людьми — огромный резервуар с разочарованиями, подавленностью и извращенной страстью.
— Вы же хотите получить столь прекрасный трофей, сэр инквизитор? Ой! Мои извинения, благородный торговец, — хохотнул Карнелиан.
Жак вгляделся в лицо на экране — в особенности в глаза — нет ли признаков присутствия демона. Нет, эти глаза казались разумными и не одержимыми. Может вся эта клоунада лишь притворство?
— И где же под городом? — спросил Жак.
— Да где угодно. В этом и суть зверя.
Жак попытался угадать:
— Я полагаю, что смерть стольких миллионов — психическая ударная волна — и вызвала к жизни эту новую нечисть, чем бы она там ни была?
— А ты понятливый, сэр Жак.
— Зачем ты всё это мне говоришь? И что ты хочешь сделать с этой гидрой? Ну?
— Ах, какой быстрый… Ты же у нас опытный сыщик! Или я должен еще везде для тебя таблички развесить и стрелочки нарисовать?
— Будь ты проклят, Карнелиан, что за игру ты ведешь?
— Зови меня Зефро! Пожалуйста! Давай, я расставлю для тебя несколько фигур на доске, а ты сам попытаешься разгадать правила? Попробуй навестить пятый подуровень района Кропотник этого прекрасного города.
Ме’Линди зашипела. Нерешительность молодчиков явно сейчас происходила только от взаимной неприязни и скоро должна была так или иначе разрешиться. Жак быстро прервал связь.
Обезображенные сифилисом мусорщики шныряли по грудам отходов, которые дождем лились в подулье с низкого стального неба города по желобам и через решетки.
Когда-то давно эта пластальная пещера с рядами мощных поддерживающих столбов казалась просторной, вместительной, гигантской. Сейчас же она осталась просторной только горизонтально, соединяясь с другими такими же пещерами множеством огромных арок в разделяющих стенах, стоящих друг от друга в паре километров. В некоторых местах
И все же обитатели этих глубин медленно, но верно сдавали свои позиции. С другой стороны, обменивая необработанные слитки на синтетическую еду, они могли размножаться достаточно быстро, чтобы не быть заживо похороненными в стружке, опилках и всяких обломках.
Как пчелиная матка, невольно дающая прибежище крошечным клещам, обитающим вокруг её жвал, Кефалов давал пристанище переработчикам и мусорщикам в своей нижней части. И они были полезны — даже, можно сказать, жизненно необходимы — для городской экономики.
Они были не из тех людей, что стали бы, или могли бы докладывать наверх, в администрацию, даже о чем-то особенно чудовищном. Как ограниченный кругозор и собственная ненормальность могли позволить им даже думать о чем-то в категориях отклонения от нормы даже значительно ненормальном?
Они бегали как крабы, зарывались как черви. Скатывали проволоку в шары как навозные жуки. Жак подозревал, что переработка и утилизация стали у них скорее инстинктивными. Что они знают об остальных частях города, не говоря уж об остальной планете или галактике? Столько же, сколько знают клещи на жвалах пчелы об остальных частях её тела или о гудящем улье.
— Каково, интересно, это? — спросил Жак. — Прожить свою жизнь здесь, внизу?
Ответ он, конечно же, знал. Блаженны невежды, прокляты те, кто слишком много знает.
— По крайней мере, здесь достаточно тепло, — заметил Гримм.
С мостков они обследовали пещеру, лежащую под городом. Светлячками мигали пылающие печи. Вооружившись биноклем, Жак рассматривал устья туннелей, почти скрытых мусором.
Из одного туннеля расходились гладкие ветвящиеся щупальца, пульсируя, словно огромные мышцы, вырезанные из тела левиафана.
Жака потрясла протяженность этих полупрозрачных, почти нематериальных форм. Они оплетали металлические насыпи, то погружаясь в них словно корни, то вновь выныривая на поверхность, подергиваясь и вяло пульсируя. Щупальца сворачивались и разворачивались, словно то существуя, а через миг — уже нет.
Но что же думают мусорщики об этом огромном осьминоге, вторгшемся в их владения? Люди-крабы спокойно бегали меж его щупалец.
А может быть: их щупалец? Жак не мог сказать, была ли гидра одна или их было множество, были ли они соединены или нет. И сколько их могло еще существовать, скрытых от глаз в туннельных комплексах.
Похоже, щупальцам были не интересны местные жители. Скорее гидра что-то выжидала. И в тоже время она сигналила о такой опасности, что психические чувства Жака били тревогу.
— Фу, какая гадость, — сказал Гримм, так же почувствовавший это. — Это похоже на те противные желеобразные нити яиц, застрявшие между твоих зубов — единственно, что эти яйца в действительности размером с гору! Это похоже на какую-то пуповину и только. Фу, фу.
— Может, посмотрим, как это отреагирует на лазер или плазму? — предложил Жак.