Инквизиция: Омнибус

Френч Джон

— Чего? — Фаддей хмуро посмотрел на инквизитора.

— Ах да, ты же не помнишь. Прости, я должен быть уверен.

— О чём ты говоришь?

Инквизитор просто улыбался. Фаддей чувствовал, что внутри нарастает гнев. Он помнил, что сделал ради выживания, но не мог точно вспомнить зачем.

— Скажи мне, — агент почти кричал, вставая из кресла. Нечто шептало на краю его мыслей, умоляя выпустить его.

— Зверь близко, не так ли? — инквизитор не двигался, но Фаддей чувствовал, что вокруг его кожи словно собирается буря. Ощущал, как инквизитор заглядывает

внутрь его черепа. — Ты можешь его чувствовать? — Фаддей тяжело опустился обратно в кресло. Агент чувствовал тошноту — он всё ещё был его частью, осколок того отступника, которым он стал на службе инквизитору.

— Почему он…

— Всё ещё часть тебя?

— Да. — Фаддей смотрел, как инквизитор наблюдает за игрой света на металле и драгоценных камнях колец своей руки.

— Что ты помнишь о времени до того, как ты проник к отступникам?

— Немного, — ответил агент. — Обрывки. Я помню лицо, кольцо-аквилу. — он посмотрел на инквизитора. — Я видел мир, некогда уничтоженный, и это меня…

— Разозлило. Да, должно было. Это всё ещё злит меня.

— Что? — Фаддей с открытым ртом уставился на инквизитора. Тот опустил оглядываемую руку и посмотрел прямо в глаза агента.

— Это не обрывки твоих воспоминаний. Они мои. Фаддей чувствовал, что тонет в собственных разрозненных мыслях и воспоминаниях. Он пытался ухватиться за что-то, что придаст словам инквизитора смысл.

— Я… — начал Фаддей.

— Это избранные мгновения моей жизни, то, что делает меня тем, кто я есть, заставляет ненавидеть врага, быть инквизитором, — он склонился вперёд с гордым взглядом на лице. — Это моё стремление служить: твоя верность Империуму, все императивы, которые вернули тебя ко мне, мои. Они все мои. Я дал их тебе. Я вставил их в тебя.

— Но я, — осёкся Фаддей, подумав, что чувствует, как его второе «я» завыло от веселья.

— Фаддей, лучшими лазутчиками становятся настоящие отступники, — голос инквизитора был тихим шёпотом жреца, который рассказывает тайну над ухом умирающего человека. — Зачем мне заставлять верного имперского слугу верить, что он солдат Хаоса? Зачем? Зачем, если я могу взять солдата Хаоса и переделать его под свои нужды?

— Но я… я был… — выдавил Фаддей.

— Нет, ты не был. Ты отступник, Фаддей. Заключённый в тебе зверь — не останки ложной жизни. Это ты, скованный моей ложью.

Инквизитор встал. Фаддей полными слёз глазами смотрел, как он протягивает руку. Покрытые кольцами холодные пальцы прикоснулись к лысой голове. Фаддей ощутил, как наэлектризовывается воздух, словно в штормовом небе. Инквизитор, его хозяин, посмотрел на своего слугу и заговорил голосом, что эхом отражался в голове. — Ты много раз служил Империуму, и послужишь вновь.

Тьма с воплем поглотила его.

Фаддей очнулся среди мертвецов. В его руке был нож, на клинке — кровь.

Он посмотрел на трупы вокруг, на чьих тёмных балахонах были выплетены искажённые руны.

Он взглянул на свои руки и увидел на коже зазубренные шрамы и извилистые узоры.

Он был один среди

проклятых.

Он вспомнил белую комнату, человека с широким лицом и красные глаза.

Он должен был вернуться к своим имперским хозяевам.

И он побежал.

Нейл Макинтош

Семя сомнения

Ожидание сокрушающего удара казалось вечностью. Скорчившись в крошечной кабине спасательной капсулы, Даниэлла созерцала лоскутный облик планеты, по мере падения та раздувалась воздушным шаром. Отголоски смертей маняще вспыхивали в ее разуме.

Конец корабля-носителя был предопределен в то мгновение, когда вокруг них вспыхнул варп-шквал. Его ярость продержалась всего секунду — достаточно времени, чтобы разрядить свой чудовищный кулак в корпус и перенаправить корабль новым курсом, на спираль аварийного пике к планете Кабелла. На борту было только две капсулы, и по крайней мере одна выполнила свое предназначение: Даниэлла все еще была жива.

Только сейчас Валдез оставил ее одну. Внимание инквизитора поглотила инвентаризация оборудования: сколько имущества было спасено с корабля, сколько из этого все еще в целости.

Даниэлле была интересна судьба других выживших. Валдеза они бы заинтересовали лишь выборочно. Кто? Чем полезен? Или чем опасен.

Она следила за запуском второй капсулы, вскоре после их собственного бегства в первой, но, может быть, недостаточно скоро. И она помнила свой последний взгляд на «Сущность спасения», красное зарево на фоне черной лазури космоса, скручивающееся в заключительную дугу перед окончательным разрушением. Пять сотен душ на борту и груз, сберегаемый для Терры, конечной станции Империума. Она помнила, как дотянулась до разумов экипажа и разделила с ними их последние мгновения. Большинство поразила животная паника, но были и те, немногие, кто уже давно предвидел свою судьбу на службе Терре. Те, кто со спокойным мужеством смотрел в лицо ранней смерти.

Даниэлла выжила — не первый раз в ее жизни. И она опять находилась в одиночестве.

К остову спасательной капсулы приближались несколько всадников. Потрепанные солдаты были одеты как потомки колонистов: засаленная грубая ткань, короткие кожаные куртки перетянуты патронташами, а выцветшие знаки различия принадлежат битвам, гремевшим и выигранным задолго до их рождения.

Инквизитор Мендор Валдез вышел наружу, чтобы встретить кабеллан, и коротким кивком приказал Даниэлле идти следом.

Всадник с болтавшейся на груди золотой эмблемой выехал вперед и небрежно козырнул.

— Еще выжившие?

Валдез окинул встречающих цепким взглядом. Помимо солдат, здесь была четверка запасных лошадей, которых держали на привязи позади всадников.

— Нам нужно попасть к маршалу снабжения, — заявил он и повернулся к ней. — Ты еще чувствуешь псайкера?

Даниэлла закрыла глаза и сосредоточилась.

— Да, — сказала она наконец, — недалеко отсюда. Но мысли ее слабы.

— Поддерживай связь, — приказал Валдез. — Операция пройдет как запланировано.