"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
«Размозжить бы тебе башку, старый дурак, — подумал Волков, глядя на графа, — взять бы клевец да дать с размаха тебе по макушке, чтобы железо ушло, утонуло в твоей глупой черепушке».
Но так он только думал, говорил графу он совсем другое:
— Друг мой, может, вы и удивитесь, но после бала у вас многие достойные господа графства стали считать мою сестру, Брунхильду Фолькоф, достойной для себя партией.
— Ни секунды в том не сомневаюсь, — заверил его фон Мален. — Иначе и быть не могло. На балу не было девы прекраснее вашей сестры.
— А вы как я понимаю, уже были
— Дважды, друг мой, дважды.
— И дети ваши все ваше имущество унаследуют.
— Уже, друг мой, все поделено.
— А что же будет с моей сестрой и, если даст Бог, с ее детьми, когда Господь призовет вас? Молодой граф просто выгонит ее из замка, куда она пойдет с детьми?
— Это абсолютно справедливый вопрос, — сказал Граф.
— Поэтому иные соискатели руки моей сестры более предпочтительны для нас. Пусть и не так знатны они, как вы, имя их не так знаменито, но в их владениях сестра моя будет первой дамой и госпожой, дети ее будут первыми наследниками тех владений, ей не придется нищенствовать после смерти мужа.
— Это абсолютно справедливое замечание, — опять согласился фон Мален.
Это было странно слышать, но он соглашался. И продолжал:
— А если я решу этот противоречие, и противоречие сие будет разрешено к удовольствию вашей фамилии, тогда я могу рассчитывать на благосклонность вашу, как ее опекуна?
— Возможно, — сказал Волков. — Думаю, что в случае гарантий, вы будете первым претендентом на руку моей сестры.
— Большего от вас я услышать и не хотел, — сказал граф вздыхая. — Как хорошо это будет, когда я возьму замуж вашу сестру, а вы возьмете замуж мою дочь.
— Уза наши станут неразрывны, — сказал Волков, улыбаясь, а сам подумал, что обмен этот совсем не равноценен. Сравнивать Брунхильду и Элеонору Августу было смешно.
Поэтому он хотел знать, что предложит его Брунхильде граф.
И фон Мален, словно слыша его мысли, сказал:
— Не хочу тянуть, завтра же пришлю к вам людей с моим предложением, уверен, что вам не просто будет его отклонить.
— Очень на то надеюсь, — сказал Волков, вставая. — Пойду, потороплю сестру.
Он вошел в шатер и увидел ее. Красавица стояла посреди шатра, свет падал на нее через откинутый в крыше шатра полог. Кажется, никогда она не выглядела прекрасней. Высока, талия узка и широки бедра. Длинноногая дева с красивыми плечами и тяжелой грудью. Была она в темно-синем платье из бархата, что хорошо лежал по фигуре, к синему бархату хорошо смотрелись белые кружева. Небольшой и простой головной убор незамужней девушки с белоснежным легким газом, что падал на прекрасные волосы цвета спелой пшеницы. И ко всему этому имела она лицо надменного и недоброго ангела.
Глядела на Волкова она так нехорошо, что невольно смутился он на мгновение. Но тут же взял себя в руки и, подойдя к ней, попытался поцеловать ее в губы. А она лицо отвернула, и мина на ее лице была такова, будто к ней целоваться прокаженный лез. И спросила, хоть и не громко, но с презрением:
— Что? Отдаете меня?
— Пока нет, — сказал он, схватил ее и потянулся целовать.
Но она губ так и не дала. И лицо убирала, Волков лишь
— Пока нет? Торгуетесь, еще значит? — продолжала девушка, говоря это ему с презрением. — Торговаться вы мастер, любого купчишку переплюнете.
— Молчи, глупая, — Волков не выпускал ее из рук, смотрел на нее и удивлялся красоте ее. — Не для себя это делаю.
— А для кого же? — зло спрашивала красавица, пытаясь вырывать свои плечи из его рук.
— Да стань ты спокойно, — сказал он строго и выпустил ее.
Она послушно встала и спросила:
— Значит, отдадите меня за графа?
— Пока не отдаю, — он достал заветный флакон с зельем Агнес, вытряс каплю на палец и размазал каплю по горлу красавицы, после этого сказал строго:
— Сядешь подле графа.
Она глянула на него с ненавистью.
— И будешь мила, — так же строго говорил он.
Сказал, взял за руку и поволок ее из шатра.
Граф как увидал ее, так вскочил и кланялся низко ей, как, наверное, только герцогу да епископу кланялся.
— Ах, госпожа моего сердца. Вы солнце затмеваете.
Брунхильда кланяться ему вовсе не стала, улыбнулась графу, но не так, что бы совсем тепло, скорее, сдержано:
— Рада видеть вас, господин граф.
— Господь свидетель, для меня не было радости большей, чем вас видеть, моя госпожа, — рассыпался в любезностях граф.
Он повернулся к своему человеку, что стоял невдалеке и сделал ему знак. Тот торопливо приблизился и что-то передал графу. И граф это самое показал девушке, сказал с поклоном:
— Проявите милость, примите сию безделицу.
Брунхильда глянула на то, что было у графа в руке, а потом с детской растерянностью посмотрела на Волкова, как будто искала совета. И сказала:
— Видно, то вещь дорогая, невозможно мне принять ее.
Волков аж чуть не подпрыгнул от радости, он не видел, что предлагал ей фон Мален, но радовался, что у красавицы хватило ума не вцепиться в подарок. Нет, она и вправду была умницей, его Брунхильда, она не взяла, не взяла, что бы там он ей не предлагал.
— Госпожа, — расстроился граф и лепетал, — осчастливьте меня, соблаговолите принять… В дар… Только лишь для благосклонности… Он так пойдет к вашим глазам…
Но Брунхильда только улыбалась и не прикасалась к подарку.
— Друг мой, — чуть не с мольбой граф повернулся к Волкову. — Убедите вашу прекрасную сестру, что это подношение от чистоты помыслов, а вовсе не с укором ее чести будет.
Кавалер, наконец, увидел то, что предлагал граф. Это была брошь, в ней сиял великолепный, глубоко синий сапфир редкостной красоты в тяжелом злотом обрамлении.
«Триста талеров один камень!» — сразу прикинул Волков. Он еще с южных войн стал разбираться в камнях.
Он поймал взгляд Брунхильды и кивнул: «Бери».
— Госпожа, прошу вас, — мямлил граф. — От чистоты сердца.
Брунхильда еще раз поглядела на кавалера и лишь после этого взяла брошь.
— Благодарю вас, граф, — сказала она и низко присела перед графом. — Никто и никогда не дарил мне таких хороших вещиц.
Старый граф сиял, как золотой:
— Госпожа моя, сделайте милость, наденьте.