"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

Гюнтер уже поставил стул и стол, Волков устало уселся на своё место, на лице ещё раздражение видно, и он, почти с презрением глядя на Рене, сказал:

— Капитан, подготовьте мне письменный приказ о казни дезертиров, я подпишу, раз уж для вас сие затруднительно. А казнь должна состояться немедленно после подписания.

— Будет исполнено, — отвечал Рене.

Офицеры разошлись, а умный денщик тотчас поставил на стол перед ним стакан с вином. Вино было очень кстати.

— Есть ли у нас еда? — спросил денщика Волков, беря стакан.

—

Нет, ту, что была вчера, господа офицеры всю съели ночью. Велю повару приготовить для вас что-нибудь.

— Долго, ступай, посмотри, кто-то из солдатских поваров тушил ночью бобы с солониной и мучной подливой. Найди, если остались. Но сначала принеси мне письменные принадлежности.

Слуга сразу принёс ему всё, и, допив вино, он разложил лист бумаги и обмакнул перо в чернила. Мгновение или два думал, что писать.

Слава Богу, что мужичьё предприняло попытку атаки лагеря, иначе его рапорт был бы весьма уныл. И он начал:

«Милостивый государь, господин маршал, с прискорбием сообщаю вам, что приказ ваш о постройке лагеря на северном берегу реки Линау, восточнее Бад-Тельца, выполнить мне не довелось. Переправиться я не смог, так как враг ждал меня у бродов силами немалыми, в две с половиной-три тысячи пеших, не считая стрелков, арбалетчиков и кавалеров, и, не дав мне перестроиться из походных колонн, атаковал мой авангард с двух направлений».

Писать, что врага он видел чуть более двух тысяч и что он угодил по недосмотру Гренера-старшего в засаду, он не собирался.

«Устоять мне удалось, и главное — удалось сохранить обоз. Бежать я не думал, хотя многие меня о том уговаривали. За ночь поставил лагерь на южном берегу Линау, прямо на дороге, в месте удобном, у первого брода. Лагерь мой уже на заре пришли брать мужики снова, но тут Господь уже не дозволил ему нанести мне многих потерь. Но всё равно за два дня я потерял не менее семи сотен своих солдат мёртвыми, побитыми и беглыми, и полторы сотни сапёров. Силы мои теперь малы, а у врага велики, посему прошу вас, господин маршал, с приходом не тянуть. А идти сюда, как уговорено.

Милостью божьей кавалер и полковник,

Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Прочитал дважды. Вышло вроде хорошо, можно было отправлять.

— Максимилиан!

— Да, полковник, вызвать из кавалерии посыльного? — сразу догадался знаменосец.

— Вы спали сегодня ночью? — спросил у него кавалер, заглядывая молодому человеку в лицо.

— Да, как вы легли, так и я лёг.

— Хорошо, — Волков чуть помолчал. — Возьмите у Гренера одного человека, что поумнее, себе в помощь. Езжайте в Нойнсбург. Отдадите письмо маршалу.

— Я? — удивился Максимилиан. — Вы уверены?

В глазах молодого человека кавалер видел удивление.

— Да, уверен. Объясните, что сил у меня немного, но пару дней я продержусь, если у хамов нет пушек, конечно.

— Вас оставлять не хочу.

— Послушайте меня, отдадите

письмо маршалу, а сами летите в Ланн со всей возможной поспешностью.

— В Ланн? — Максимилиан ещё больше удивлялся. — За мушкетами?

— За Агнес, — ответил Волков и, пока молодой человек ошарашенно молчал, продолжил. — Везите её сюда и побыстрее.

— Но…

— Ни о чём не спрашивайте, сегодня остановитесь в Бад-Тельце, как следует отдохнёте, завтра днём будете у фон Бока, ещё день, и вы в Ланне, постарайтесь только коней не загнать. Скажите Агнес, чтобы летела сюда, она мне очень нужна.

— Ясно, — сказал Максимилиан, пряча письмо к маршалу в потрёпанный рукав колета.

Волков протянул ему десять талеров:

— Тому, кто с вами поедет… заплатите ему столько, сколько сочтёте нужным, но помните, что Агнес мне тут очень нужна, жду вас через пять дней.

Меньше всего Максимилиану хотелось видеть эту необычную девицу, уж лучше под градом пуль и болтов сидеть за щитом на берегу и стрелять в мужиков, чем ехать за ней, но раз сеньор просит, значит, это важно и это нужно сделать.

— Я привезу её, кавалер. Не сомневайтесь.

Волков обнял его. К Брюнхвальду Бог был милостив, раз дал ему такого сына.

— Скачите.

Хоть он и устал, и шатёр ему уже поставили, но спать он не ложился. Ему всё не давал покоя один вопрос. Он всё никак не мог понять, где могла прятаться рота мужиков, которая напала на вторую роту. Ответ был один: лесок, что тянется вдоль реки.

С двумя стрелками и Куртом Фейлингом он снова покинул лагерь. Кавалер отправился на то место, где дралась вторая рота, и долго бродил по зарослям. Тут так и лежали павшие солдаты, причём как его, так и мужицкие. Их, конечно, было много меньше, чем тех, что лежали дальше по течению, тех, что были в третьей роте. Но всё равно. Это был непорядок, в котором был виноват Рене. Почему он оставил мёртвых валяться в лесу? Почему не забрал? Но сейчас не это занимало его мысли.

Он осматривался вокруг и убеждался, что именно тут и прятались сотни мужиков. А кто ещё мог вытоптать всё вокруг, кто затоптал весь берег следами тяжёлых солдатских башмаков? Его лагерь находился прямо над этим местом. Кашевары ходили к реке за водой, собирали тут хворост и дрова, солдаты рубили лес для частокола, но ему казалось, что всё это было западнее.

Или всё-таки его люди оставили все эти следы?

В общем, этот осмотр ему не много дал. Он вернулся в лагерь и позвал к себе заспанного Гренера:

— Вы сказали, что всё вокруг просмотрели, а лес, что ниже лагеря, у реки, смотрели?

— Первым делом, он же рядом с переправой, — отвечал молодой ротмистр.

— И ничего там не видели? Там же всё вытоптано, там до сих пор следы кованых башмаков на мокром песке видно.

— Я там не был, я ехал по другой стороне, что у оврага. Я и мои люди сматривали овраг.