Инквизиtor
Шрифт:
– Спасибо, Пётр Сергеевич, - Мирон открыл контакты в телефоне, записал номер на бумажке.
– Предупредите сразу, что к Эвелине. Вам бы самому отдохнуть!
– Успею ещё, за контакт спасибо. Иди, отдыхай!
Свобода
Мирон рассчитывал дорогу в пути: до Макара два часа езды, он успеет за три дня навестить знахаря и вернуться. После массажа Эвелины, настроение его изменилось кардинально, в лучшую сторону. Заказал доставку цветов для Анны, из всего, что произошло между ними: почему-то сюрприз с фотографией
Он будет в пути, когда курьер доставит новую посылку. Долго выбирал цветы. В голове крутилась идея отправить ей кактус: это растение максимально бы передало характер их отношений на данном этапе. Но в службе доставки цветов, увы, кактусов не наблюдалось. Остановил свой выбор на синих ирисах и голубых орхидеях, с пушистой травой, название которой не то, что запомнить, выговорить не мог. Он тоже превращается в садовода, но рядом с Апостолом перламутра не наблюдается уже две недели. Поэтому готов взять на себя полномочия взращивания садов души этой марсианки.
Записал в комментарий к заказу послание, поставил галку «сфотографировать получателя», добавил в заказ пирожные-сердца с велюровым покрытием (розового цвета) и лавандовый раф. Поймал себя на мысли, что ему нравится этот процесс! Интересно, она разозлилась, или всё-таки хотя бы немного смирила свой необузданный нрав? Не то, чтобы он хотел воспитать из неё послушную и безропотную, но не пороть же Анну в моменты, когда она переходит в режим дракона, готового своей яростью спалить всё на своём пути. Два дракона в одной паре - не долговечный союз. Один уже есть и этого достаточно для того, чтобы обезопасить семью.
Мирон, воспитанный в своеобразных условиях, не совсем понимал, как можно из Ани воссоздать полноценно девушку из сна. Действовал методом «тыка», прощупывая её реакции на его поступки. В работе это получалось много лет исправно, она же по сути своей тоже - особь женского пола. Не с проститутками же консультироваться, как очаровать девушку и выключить режим острого реагирования.
Асфальтированное покрытие скоростной трассы сменилось просёлочной дорогой. Мирон остановился, снял шлем, поднял свой взор на ясное небо, усыпанное яркими созвездиями. Обнаружив ковш Большой Медведицы, начал напевать слова: «Заплутали мишки, заплутали, заблудились в паутинках улиц, и Большой Медведице, как к маме…» Вдохнул полной грудью свежий воздух полей. От красоты и простоты осознанного счастья глаза наполнились слезами. Сентиментально.
Намеренно не открывал сообщение от курьера, наслаждаясь предвкушением просмотра новой фотографии Анны. Любопытство одержало победу. На фото Аня, обняв букет, игриво изобразила обиженную гримасу. В свободе души от системного режима, он впервые прочувствовал полноценно тоску по женщине. Вспомнил минуты, проведённые вместе. Девушка уже не казалась ему вредной и капризной, скорее он сам перегнул в своём желании приручить огонь. Сдержался в желании написать ей, ещё не время: переписка отвлечёт его
В окнах дома теплился уютный свет, из трубы бани ароматный дымок взмывал в воздух. Самцы сверчков стрекотали в траве, перебивая ночные песнопения лягушек из пруда поодаль. Берта, услышав приближение к воротам дома, громко залаяла, просовывая в щель между брёвен забора свой нос, принюхалась. Мирон сел на корточки, протянув овчарке свою ладонь, коснулся влажного носа собаки:
– Берта, Берточка, зови хозяина!
– сердце сжалось от нахлынувшей волны нежности, будто дамбу прорвало под напором талого снега, после морозной зимы. Только тут он может быть настоящим и не бояться признаться в собственных слабостях.
Собака, услышав знакомый голос, завиляла хвостом. Лай её, уже не тревожный, а радостный, звонко звал знахаря. Раздались тяжёлые шаги, приближающегося хозяина.
– Что, Берта, Мирон приехал?
– произнёс знахарь громко, ещё не успев дойти до ворот.
– Вот мы сейчас с тобой погоняем этого блудного сына!
Ворота отворились. Макар развёл широко руки, приглашая Мирона в свои крепкие объятья.
– Здравствуй, батяня!
– мужчина шагнул навстречу знахарю, приветственно похлопали друг друга по спине.
– И тебе не хворать, сын самки человека, - рассмеялся Макар.
– Как тебе моё послание? Не влюбился в Эвелину?
– Голову потерял напрочь, улётный почтальон! От тебя не знаешь, чего ожидать.
– Проходи, я ждал тебя! Баньку натопил, сейчас пропаришься с дороги, - знахарь направился в сторону дома.
Берта подняла вверх передние лапы, обнимая Мирона. От радости ловила воздух пастью, пытаясь то ли залаять, то ли расцеловать гостя. Он прижал к себе рукой мохнатую морду, потрепал.
В доме по-прежнему, как и тогда, пахло деревом, травами и парным молоком. Увидев на столе трёхлитровую банку молока, Мирон вопрошающе крикнул знахарю:
– Молоко тётя Маня принесла? Можно попью?
– Как прознала, что ты в гости едешь, сразу вечерний надой принесла. Там под полотенцем, на столе, хлеб печёный, как ты любишь!
– прокричал Макар со второго этажа.
Мирон прислонился губами к стеклу горла банки, из которой теплом его обдал аромат парного молока. Горло жадно пропитывалось привкусом летних лугов, оставляя в прошлом напряжение службы в Облачном городе. Отчётливо застучало сердце в груди. Поднял полотенце: хлеб, ещё тёплый, коснулся рукой, корочка затрещала под пальцами. Отломил краюшку, звук хруста поглаживанием успокоил душу.
Макар вошёл в кухню с банными полотенцами и халатами в руках.
– Опять из банки пил? Вот ведь, шкода!
– улыбнулся, глядя на Мирона, у которого вокруг рта отчётливо виднелись отпечатки полукружий горла банки.
– Не сдержался, припал к истокам.
В бане пар валил клубами, знахарь вылил из ковша на раскалённые камни настойку тысячелистника и зверобоя. Камни зашипели, наполняя воздух горьким ароматом. В кадушке ждали своего часа замоченные берёзовые и дубовые веники.
– Ложись!
– скомандовал Макар.
– На верхнюю, будем из тебя хворь изгонять.