Иннокентий
Шрифт:
Жене цветы, а дитям мороженое!
«Все цело и не болит. Хорошо, что шапку с головы не снял!»
Кеша осторожно подвигался, переломов и ушибов нет. Башкой немного приложился при падении, но меховая шапка спасла. Отлично!
— Народ, вылезай к двери. Я сейчас её приоткрою.
Боковая дверь была прямо над головой, но с его ростом и такой-то матери её удалось распахнуть настежь. Затем Иннокентий помог выбраться всем наружу, и утопая в снегу по пояс, двинулся к водительской кабине.
А она, как известно, у Буханки
— Чего стоите, спасайте ирода! Помогите! Помогите!
Евдокия, немолодая толстая парикмахерша еле вылезла из салона и сейчас голосила на всю Ивановскую. Вид она имела помятый и в городе или большом поселке тут же бы получила приятную порцию сочувствия. Здесь же в глубинке посреди леса мужики лишь скривились от её истошного крика.
— Дунька, твою налево! Ну-ка заткнись, — на лице Василия телемеханика наливался синим огромный синяк. Бедняга приложился о спинку сиденья. Он повернулся к Кеше. — Чего делать-то будем?
— Надо машину перевернуть. Этого придурка зажало. Через ту дверь хрен достанем.
— Ага.
Внезапно сверху показалась кудлатая голова на широченных плечах:
— Где этот чертов водила? Я ему сейчас морду набью.
Узнав, что горе-шоферу Буханки и так сполна досталось, водитель лесовоза сменил гнев на милость. У него самого лишь немного помяло крыло. Дело житейское. Минут через пять он кинул вниз трос и «чья-то мать» совместно с усилием мощного КРАЗовского мотора помогли вытянуть многострадальную Буханку наверх. И весь ужас положения предстал воочию.
— Вынимайте меня, суки, — прохрипел Серега. На его лице видимых повреждений не было, но выглядел он хреново. Кеша заглянул внутрь.
— Ногам писец. Все в крови. Этого придурка надо срочно в больницу.
— Будем ломать дверь, — спокойным тоном заявил лесовозник, доставая из кабины монтажку и лом.
— Яппонский магнитофон! Открытый перелом!
— Кровищи-то!
— Аааа, больно! Суки, что вы делаете!
Евдокия от вида мяса и костей, что топорщились в сломанных ногах Сергея, побежала на обочину блевать. Вскоре к ней присоединился Гена.
— Эй, ханурики, а кто помогать будет? Аптечка есть?
— Откуда у этого хмыря в машине аптечка?
— Дайте фляжку, гады!
— Чего ему?
— Держите, в кабине лежала, — Василий подал обычную солдатскую флягу. Иннокентий открыл её и принюхался, затем разозлился.
— Да этот гондон штопанный по ходу пьяным ехал!
— Вот сука!
— Не бей! Кость в артерию попадет, хана ему будет на раз. Дай выпить вместо обезболивающего.
— Все, Серега, плакали твои права.
Кеша резонно заметил:
— Да ему бы самому на ноги встать. Смотри, как кости выгнуло. Нужна повязка стерильная
Следующие десять минут были посвящены борьбе за жизнь непутевого водителя. Хоть Серег и гондон, но все ж человек. Стянув с его штанов ремень, Иннокентий туго перевязал его поверх бедра. Кровотечение остановилось. Водила с неудачливого ГАЗ 52 принес аптечку, пусть и почти голую. Но марлевая повязка, вата и стерильные бинты в ней нашлись. Васечкин ловко перевязал пострадавшего, пока мужики нарубили и натесали жердей, что приспособили вместо «шин», заодно с помощью веревок изобразив подобие носилок.
— Вы, мля, что он совсем о себе не думаете, идиоты совковые! Ни перчаток, ни жгутов, да хотя бы дешевого антисептика типа перекиси водорода. Йода и того нет! Ладно сейчас зима, а летом? Заражение и гангрена гарантированы. Затем ампутация. Грусть-печаль.
После его слов или действия алкоголя Сергея вырубило. А Евдокия тихонько спросила:
— Кеша, а ты где всему этому научился?
— В армии, — стало жарко, и Васечкин расстегнул дубленку. Черт, вывозил её всю, теперь в химчистку сдавать придется. Одни минусы от этой поездки.
— Короче, в больницу ему надо, а у меня колесо от удара пошло пи№дой. План накрылся. И кто за это отвечать будет?
Лесовозник с недовольством стукнул валенком по КРАЗу. И тут внезапно ожил тихий мужичок, водитель ГАЗона.
— Машина у меня исправна в отличие от меня.
Только сейчас все заметили, что левая рука у него висим как петля.
— Твою етить! Бедолага, чего молчал!
— Так это, у меня что…
— Давай руку, жеваный крот! — зло прикрикнул Иннокентий и потратил остатки бинта на поддерживающую повязку. — Запястье сломано.
— А кто за руль сядет?
— Я. Грузите Серегу в кузов, да все вещи перетаскайте туда с Буханки.
Водить Иннокентий умел. Последней его машиной был неубитый в хлам китаец, купленный за сущие копейки. Автомобилей в Москве стало так много, что марка не имела значения. Лишь бы довезла, и её было не жалко в очередной тупой аварии. Офисный планктон на кредитопомойке, уепки на каршеринге, бараны на самокатах. Столица точно катилась куда-то не туда. За те десять лет, что Иннокентий Петров там проживал, население становилось только хуже.
До этого у Петрова было много разных иномарок. Принцип владения прост — пока подержанная машина не начала жрать у тебя деньги — катайся. Как только пошла сыпаться — продавай. Так и рождался миф о пресловутой надежности иномарок. Те, кто катался на неубитой в хлам машине, хвалил зарубежный автопром, как лучший.
Кому уже по собственной глупости или жадности доставался автохлам, те помалкивали. Чтобы не выглядеть полными лохами. Кеша, поработав в различных автосалонах, знал лишь одно — все ломается. Даже пафосные дорогие немцы. И хорошо, если тебе починят по гарантии или страховке. Иначе жесткое попадалово.