Иночим великанов

Брауде Демьян

Каждый из господ, графинь, баронесс, дочерей знатных сановников, и даже лакеи с отстраненной к дверям стражей, закованных в латы, без долгих ропотных раздумий, залились единодушными рукоплесканиями, и чередовали это с поднятиями кубков, присовокупляя к ним мелкие бравурные выкрики. Человек с востока, лукаво высунулся из тени в омут оваций, и так же поздравил наследника династии майзы, подняв бокал, наполненный прозрачной жидкостью, изящно подернув нафабренные усы. Но тут король задрал открытую длань опять, не дав сыну пережить второй приступ смущения после того, как кровь только отошла из пут ледяного одеревенения оцепеневших от новости членов. Ибо он только нынче прознал, что вскоре должен изменим праздной жизни пойти под венец.

–

Но не все так ладно… – поверг он всех резким выбивающим почву из-под ног выпадом мысли. – Трон ему я отдавать не намереваюсь. Поскольку не шибко стар, а прекрасная жена ещё может статься дать мне более достойного наследника, – от этих слов, в зале прошли непонятные негодующие перешептывания, но Сибульт быстро сверкнул по окоему глазами, давая намек, что это была лишь шутка, для затравки. – Но двум августейшим особам, однако ж надобен престол, – обезоруживающий новыми пассажами продолжал он. Его непоколебимый тон был столь уверенным, что Флагения воспылала чувством гордости за мужа, с упоением вбирая в лоно напоенный винами и прянами блюдами воздух раскачивая яшмовый камень, и в умалишённом обожании вкушала его речь. – Вследствие сего, я и мню, им впору занять “узурпированный” Ледяной замок, зачав в нем новую династию. И тогда союз трех королей будет воскрешен, и уже не рухнет никогда, так как все мы сроднимся, и никто не посмеем покуситься убивать своих детей, отцов и внуков…

Он гордо задрал кубок и тотчас с лязгом размножил его об стол. Жест был воспринят не однозначно, и вызвал у многих мурашки, но уже вскоре по мере спада лязга разлетевшегося на куски стекла все громогласно залопотали, а обескураженный Симал вскочил, толи от радости, толи обуявшего шока, и его служанка не удержалась и отправившись на волю воздуху рухнула навзничь, затеряв сознания, но о ней быстро все позабыли. Ошалевшей новостями сын раболепно обнимал отца. Королева гордая за мужа и белящие выпестованного потомства зардевшись, прижимала ажурную салфетку к невообразимо ехидным губам, прикрыв глаза под светлыми тонкими бровями в форме свода. Казалось, все экзальтационно загомонившее сонмище витало в охвативших с головой несбыточных грезах за назревающее возрождение давнего союза, о каковом слагали неизгладимые из памяти легенды, но если прихотливо приглядеться в оживший гоготанием зал, то можно выделить два темных пятна не ставших единым целом с восторженным гвалтом. Насупленный Джоаль сидел, углубившись в своё кресло, и обгладывающее наблюдая за младшем двоюродным братом, и дядей, не скрывая своего саднящего в горле и на душе разочарования. Симал всегда уступал ему, и разве что фехтования далось этому невзрачному юноше без натуг, который без двух декад мог стать королем, с нуля. Не прикладывая никаких натуг, не прочтя за четверть века больше двух книг, а слушки о том, что тому невмочь заснуть без лучины, и призора одной из возрастных служанок давно эхом проносились в стенах замка, и были доподлинно известны, всей свите. Однако всеобщие как прилив обуздавшее ликования не выдавало ни тени сомнений в избраннике на престол, или же все попусту лишились головы на плечах, от выскобленного из анналов веков словосочетания – Союз трех королей. Древний альянс пилигримов, против нелюдей, погубивших династии посконно правящих эльфов, что и сподвигло их коллективными усилиями воззвать Некроманта из пучины смерти, сновавшего возрождённым по обжитым деревням и предместья уничтожая ненавистных его хозяевам людей. И даже погубившего войска Кайбласа Благородного, последнего человека, занимавшего ледяной замок, до того, как те земли стали считаться безвозвратно утерянными от былого величия, подробленными на границы Майзы и Лирры, с выставленным, ненадежным регентом в крепости.

А тихо ликующая Флагения мельком заметила сочившееся недовольство племянника, как и человека с востока, но, если тот в силу наметанности сумел его скрыть под маской притворства, Джоаль, окончательно утратил располагающий

вид, отчего она и одернула его опять. Наклонившись, и подобрав челку, выпадающую из-за его куафа в тон своему кафтану, для лучшего обзора, со все тем же зиявшее недовольным лицом, исказившего его рот и сведшее зубы, и прищурив голубые глаза, он выдержанно ждал отрезвляющего слова тети.

– Не уж-то, ты сам алкал занять вотчину, по праву принадлежащую царским особам? – наигранно усмехнулась она, но говорила шепотом потонувшим во всеобщем трансе.

Согбенный Джоаль, напустил вид, что на поверку снисходителен, и вобрав перебитого яствами и воском воздух с томным видом ответил, как и подобает, пиетету.

– Суть не во мне, а кому она выпадет тетя, – в его словах жила неисчерпаемая досада.

– Чаешь, они не годятся для новой династии? – сузила она свои притягательные синие очи в сторону зеркально понурившихся глаз родственника.

– За неё ещё судить не горазд. Но тетя, мы с вами оба ведаем, кто обмачивал простыни до двенадцати, видя ту самую “черную тень на стенах”, и кто почивал токмо под боком одной из слуг, держа палец во рту, до того, как научился охмурять молоденьких служанок, своим саном, и страхом гильотины, за измену пред родиной.

Флагения опустив глаза, тяжко выдохнула попрек. Этот жест не был заметен многим, она умела маскировать это, но племянник всю жизнь рос с ней, и знал повадки тетки лучше, чем родителей, которых давно уже позабыл.

– Ты ещё помяни, подростковый период, когда мы гоняли его от купелей, женских бань во дворе, в виду его вуайеристских наклонностей, – ядовито говорила она, придерживая раструб рукава, со спавшими веером пальцами поверх губ, нежилая, чтобы лишние слова вышли из скромного междоусобия. Такие беседы достойны лишь их.

– Я бы охотнее припомнил, как он в силу статуса понудил одну из своих служанок, всякую ночь укладываться с ним нагой, и какую трепку ему задал Сибульт, когда…

– Право полно, – прервала она его, небрежно отмахнувшись, играючи кривив черты безупречного лица.

– Не взыщи тетя, но мне под силу, как тебе так же легко выкинуть эти “пустяки” из дум. Мы с ним ладили, так как отроками росли и учились вместе, но я все же старше, а, следовательно, рассудительнее. Дивелз многому меня…

– Можно обойтись в беседе со мной без этого каверзного имени, которое уже в печенке у меня сидит! – вспылив оборвала она его, покривив лик дернув губой, и облепляя свою тонкую шею поверх ониксового ожерелье пальцами, имитируя удушение.

– Не обессудь тетя, запамятовал, – почтенно кивнул Джоаль, проглатывая мысль. Это приметила тетя.

– Ты голоден? – внезапно рачительно просветлела она. В тот момент, слегка отдохнувший Гуик, сыскал, второе дыхание, и пригубив целебный для связок и пересохшего горла бокал вобрав всеобщее бравурное ликования, выдавал новую песню, которая резко поменяла тональность, и стала прославлять Субульта Первого, отчего услажденный король растекся в кресле трона, раздавив лицо в бороздах ностальгии вспоминая легенду, которую с гордостью носил в своем имени.

– Нет, тетя я, пожалуй, под шумок, ретируюсь. Мне особливо нечего здесь лелеять. Справлюсь гоже к своим делам, прочту новый сонет, каковой как пить дать исполнит Гуик, прямиком к свадьбе моего “горячо любимого” братца…

– Не спеши, – ухватила его расторопность Флагения за пресловутый кружевной рукав. Заарканенный Джоаль послушно уселся обратно. Его брови встали домиком, а вздёрнувшиеся усы с незначительной бородкой сдавалось, переняли его настроение и так же непонятливо повисли. – Для тебя отведена роль в этом событие.

Джоаль тотчас повесив нос, ожидал худущего. Стать десницей брату, фактически означало, что на него лягут все обязанности, покудова оный будет неразлучен с первой красавицей лирры – а может и всей мираденией! Но он ещё не догадывался о своей фатальной ошибке в расчетах. Ошибкой ценой в душевное спокойствие.