Иномир и Мила
Шрифт:
— Думаю, что сил у них хватит справиться с ельником.
— Но что же ему от меня надо? Неужели хочет утопить меня? Но зачем?
— Этого я тоже не знаю, — тяжело вздохнул Иномир. — Давай мы лучше об этом позже поговорим, а сейчас смотри под ноги.
Мила поежилась, обняла себя руками и даже о возвращении домой перестала думать. Только и представляла, как за ней страшные корни и черные тени гонятся. Даже показалось, что они сейчас полезут с обочины и на этот раз точно ее схватят. Она старалась не смотреть назад, но от каждого шороха по шее проходил мороз.
— Вставай сюда. — Иномир сделал шаг в сторону, поднял поводья и показал на место между ним и Белогривом.
Смущение прильнуло к щекам, но все же обочина
— Надо остановиться, — произнесла Мила, не в силах больше терпеть мучения Белогрива. — Разве не слышишь, как ему плохо?
— Слышать-то слышу, — задумчиво ответил Иномир, — но мы прошли всего ничего. Придется ему потерпеть…
Не успел он договорить, как конь свалился и жалобно заржал. Мила тут же кинулась к нему и в свете факела увидела, что вся его морда покрылась черными пятнами, а вены на шее вздулись и отчетливо пульсировали.
— Отойди, — требовательно попросил Иномир. — Эта хворь может быть заразна. — Он высоко поднял факел, с трудом заставил Белогрива встать и повел его от дороги. Только далеко не успели отойти, как конь снова грузно свалился на землю и задергался. Иномир громко выругался, разжег костер, погасил факел, сел рядом с конем и принялся его осматривать. Мила осталась в стороне, обеспокоенно наблюдая за ними. Но когда изо рта коня пошла черная пена, не смогла больше этого терпеть — подошла и встала за спиной Иномира.
— Я могу ему помочь, — тихо произнесла Мила.
— Чем ты ему поможешь? — с раздражением бросил он. — Твои травы здесь бесполезны. Это тебе не меня травить.
— Дай мне хотя бы попробовать. — Она попыталась пройти к Белогриву, но Иномир перегородил ей дорогу.
— Нет, Милослава, — он покачал головой и выпрямился, — у меня нет никаких сил смотреть, как он мучается. Лучше я сам это закончу. — Он решительно достал меч из ножен и замахнулся.
— Иномир! — Мила бросилась на его руку и изо всех сил потянула ее вниз. — Не губи жизнь, не бери это на свою совесть. — Он попытался ее сбросить, тогда она вцепилась еще сильнее и повисла всем весом. — Послушай же ты меня, черт возьми! Не убивай Белогрива! — Она была готова уже вонзить зубы в его руку, но он сам опустил меч. Мила ослабила хватку и, когда пригляделась к Иномиру, с удивлением увидела в его глазах слезы.
— Дай мне ему помочь, — постаралась спокойно произнести Мила, но голос все еще дрожал от пережитого волнения, — даже если не получится, он хотя бы сам спокойно уйдет. Убивать никого не надо.
— Делай что хочешь, — бросил Иномир, рывком развернулся и широкими шагами скрылся в лесу.
Мила проводила его взглядом, а затем посмотрела на страдающего Белогрива. Всхлипывая, она отошла к костру, поставила котелок с водой на огонь и достала из котомки сверток с сизоцветом. Но как увидела увядшую траву, грустно вздохнула и опустила плечи. До этого она всегда заваривала только свежие листочки, а сейчас даже не знала, что и делать. Но другой травы у нее не было, да и медлить было нельзя.
— Попробую так. — Мила взяла сизоцвет, но, прежде чем кидать его в воду, мелко нарвала и растерла листья в ладонях. Поднялся горький аромат, и она кинула траву в бурлящую воду. Отыскала среди вещей Иномира деревянную кружку, налила немного отвара и стала на него дуть.
— Этим ты меня усыпила? — спросил Иномир, вернувшись из леса.
Но ответа он не дождался — все ее мысли были заняты горячим отваром в руках, и на его вопрос она смолчала. Осторожно подошла к Белогриву, стараясь не расплескать кружку, и присела на колени рядом. Взглянув еще раз на захворавшего коня,
— Поможет ли сизоцвет? — сомневаясь, прошептала Мила.
Но, вспомнив меч Иномира, твердо решила: надо попробовать, пока есть хоть малейшая надежда, что жизнь Белогрива можно спасти.
— Выпей, мой хороший, — протянула она кружку и чуть не расплакалась от жалости. Но глубоко вздохнув, Мила приподняла губы коня и влила в рот немного травяного отвара. Потом еще чуть-чуть, пока кружка не опустела.
— Как думаешь, если поможет, мы скоро об этом узнаем? — спросил Иномир, и его голос показался не таким твердым и уверенным, как она привыкла слышать. Она подняла голову и увидела, как тяжело ему стоять на одном месте. Его взгляд обеспокоенно метался, а кулаки то сжимались, то разжимались.
— Думаю, что скоро, — ответила Мила и стала гладить Белогрива.
Прошло немного времени, конь стих, Иномир перестал ходить туда-сюда и сел напротив, но она все равно чувствовала его волнение.
— Он заснул, ему не больно. — Она мягко улыбнулась.
— Прости меня, — тяжело вздохнул Иномир, присев напротив нее, — Белогрив мне очень дорог, из стольких бед меня спасал, всегда рядом был, а сейчас, мне кажется, я его подвел. Не остановил бы его — помчались бы дальше…
— Ты его вовсе не подвел, — перебила Мила. Иномир поднял на нее взгляд, полный сожаления, и она тихо продолжила: — Это я скорее подвела — за мной же те чудища гнались. — Она замолчала и, подумав, что вспоминать о них сейчас не время, сменила не только разговор, но и тон голоса: постаралась сделать его более веселым. — Лучше расскажи, откуда он у тебя? Я таких красивых коней и вправду никогда не встречала.
— Давно это было, — задумчиво ответил Иномир. — Когда из деревни своей ушел, но к разбойникам еще не примкнул, скитался здесь неподалеку. Вот на одной опушке его и нашел. Хиленький совсем был, помирал, никого с ним рядом не было. Ну я и начал его откармливать, а там уже и он ко мне привязался. Умный, зараза, оказался, клянусь, понимает все, что я ему говорю, — он улыбнулся, — и порой такой упрямый бывает.
— Есть в кого, — усмехнулась Мила.
— А теперь, он же у меня один единственный из близких остался, когда мать умерла, — продолжил Иномир. — Так я все же жалею, что давно к ней не приезжал. Когда весть прислали о ее кончине, я же ничего и не почувствовал. Только как в деревню вернулся, сердце все же заболело. — Он тяжело вздохнул, замолчал, и сложив ладони перед собой, стал на них смотреть.
— Я тоже потеряла родителей, — нарушила тишину Мила. — Правда, я их совсем не помню, мне тогда было очень мало лет. Весна очень рано пришла, тепло, говорят, было. Вот и решили они прогуляться по реке нашей, Серебрянке. Все их предупреждали, что рано в лодку садиться. Но папа так хотел маму порадовать, что все равно уплыли. Только вот на сход льда попали, и лодка перевернулась. Плавать-то они умели, да только вода ледяная была — так и замерзли насмерть. Я с братьями и осталась, они говорят, что я на них похожа. Особенно на маму. — Она улыбнулась, припоминая образ придуманной ею же женщины. — Мне их иногда очень не хватает. Особенно мамы, ведь папу братья смогли кое-как заменить. А ее — нет. Знаешь, как грустно было, когда вечером моих подруг мамы забирали с улицы? А я плелась одна домой. — Она обняла себя. — Ты не подумай, братья мои хорошие, заботливые и все по дому умеют делать. Оттого наш дом знаешь какой красивый? Да и игрушки у меня всегда самые лучшие были. Ну а чтобы выслушать или приласкать — этого особо никогда не было. — Мила покачала головой, ей вдруг стало так неловко за свою откровенность, что она быстро решила закончить разговор: — Так что я понимаю тебя. Терять близких нелегко, даже если их совсем не помнишь.