Инопланетянин из бутылки
Шрифт:
Терпение мальчика было на пределе, и, когда Людка предложила прокрутить монеты в стиральной машине, ссыпать их в старый носок и вывесить на балконе сушиться, брат не выдержал.
– Долго ты будешь здесь торчать? – громко спросил он.
– Сколько захочу – столько и буду! Понял, Козявкин? Хоть целый день! – и сестра показала ему язык.
– Бедная Людоедка! Значит, опять никто на свидание не пригласил? Варенья надо меньше есть, может, тогда и прыщи пройдут! – поддел ее Фома. Он знал больное место сестры и порой, когда она слишком
– Прыщи! За своими следи! Ах ты, сопляк! – Людка вспыхнула, швырнула в брата недоеденным бутербродом и стала в гневе сбрасывать с его стола тетради и каталоги монет. Среди прочих вещей на полу оказался и спичечный коробок. Сестра увидела его и торжествующе закричала:
– Ага, Козявкин, спички зажигаешь! Пожар хочешь устроить? Я все родителям расскажу! Мам, а Фома курит!
Это было откровенной ложью, потому что мальчик не курил, если забыть о единственной сигарете, которой он баловался когда-то в третьем классе вместе с другими ребятами, и потом долго кашлял.
Увидев, что Людка собирается поднять спичечный коробок, Соболев вспомнил о подарке Флюка – липучке, и испугался, что она потеряется. Он бросился, чтобы первым схватить коробок, но Людка истолковала это иначе. Она решила, что брат хочет скрыть вещественные доказательства того, что курит. Она оттолкнула его, сцапала коробок и собралась уже его открыть, чтобы высыпать на ладонь спички и мчаться к маме.
Но прежде, чем она это сделала, Фома быстро ткнул пальцем в потолок. Тотчас липучка вместе с коробком вырвалась из рук Людки и приклеилась к побелке, а через мгновение к потолку взмыла и старшая сестра, на которую брат, не удержавшись, показал скрещенными пальцами.
– Остынь, Людоедка! – сказал он.
Оказавшись на потолке, Людка в панике схватилась за люстру и громко завопила. Сообразив, что вот-вот к ним прибегут родители, Фома свел большой и указательный пальцы, и сестра плавно опустилась на пол, держа в руках плафон от люстры, который не успела выпустить.
Дверь едва не сорвалась с петель, когда в комнату влетел заспанный папа, державший в руке гантель, а за ним – мама в ночной рубашке. Убедившись, что дети живы-здоровы и никто на них не нападает, родители облегченно вздохнули.
– Что стряслось? Ты вопила, будто тебя режут. А это откуда? – папа с недоумением уставился на плафон в руках у Людки.
– Я висела на потолке и свалилась! – выпалила та и вновь взвизгнула, вспоминая о том, что было.
– На потолке? А как ты там оказалась? – растерянно спросила мама.
– Он меня забросил! Этот Козявкин! – Людка ткнула пальцем в брата. – Я хотела отобрать у него спички и – прилипла!
Папа осторожно забрал у нее плафон и вместе с мамой посмотрел на Фому, ожидая его объяснений. Но мальчик с самым невинным видом развел руками.
– Понятия не имею, о чем она говорит. Вцепилась зачем-то в люстру и оторвала плафон.
–
– Переходный возраст, нервы... Это ничего, это бывает... Пойдем, дочка, выпьешь валерьянки и ляжешь спать! Скоро у тебя экзамены за девятый класс – вот ты и переволновалась, – сказала она.
В дверях сестра обернулась и показала Фоме кулак.
– Ты у меня еще схлопочешь, Козявкин! – пригрозила она.
Глава 3
ВРАНТ
1
Когда комната опустела, мальчик приоткрыл ящик стола и увидел, что Флюк, надутый, как сто индюков, сидит на коробке с монетами.
– Ну, как я ее? Видел, как она прилипла? – хвастаясь, спросил он.
– Прилипла-то она моментально... Но учти, если ты еще раз используешь мой подарок так глупо, я его отберу! – строго сказал инопланетянин.
– Что я такого сделал? Почему?
– Потому что потому оканчивается на «у»! Подумаешь, сестру к потолку приклеил! Браво, дылда! Иди купи себе Орден Славы! – презрительно фыркнул Флюк.
– Но она сама виновата! Дразнила меня и схватила коробок... – растерялся Фома.
– Запомни правило номер семь Галактического кодекса поведения: «Умный уступает первым!», и правило сороковое – «Женщина всегда права, даже если она не права!» Только что ты повел себя как самый презренный врант! – назидательно произнес инопланетянин.
Мальчик хотел спросить, кто такой врант, но не решился. Фома и сам понимал, что у него рыльце в пуху. Не напомни он Людке о варенье и прыщах, ей надоело бы его дразнить и она бы ушла. А так он поступил втройне скверно: вначале задел ее больное место, затем использовал против сестры липучку, и в довершение всего наврал родителям, выставив Людку чуть ли не чокнутой.
Вскоре инопланетянин перестал сердиться: остывал он так же быстро, как выходил из себя.
– Сделаем так, ты дашь сестре успокоиться, а вечером помиришься с ней и подаришь ей, скажем, цветы, – заявил он.
– Цветы? Сестре? – поразился Фома.
– Ты что, оглох сразу на оба уха? Именно цветы! И именно сестре! Если будешь спорить, отдай мою липучку!
Мальчик поправил на носу очки и вздохнул, подсчитывая, сколько у него останется, если он часть своих карманных денег потратит на цветы.
– Ладно, куплю цветы и извинюсь! – решился он.
Гневно наморщенный лоб Флюка разгладился:
– Отлично! Раз ты все понял, пойдем развлекаться! Не сидеть же целый день дома, глазея в этот радиоактивный ящик, в котором мелькают дурацкие картинки! – инопланетянин презрительно кивнул на телевизор.
– А что тогда будем делать? – спросил Фома.
– Как что? Прошвырнемся по округе! Тебя ведь отпускают одного?
– Э-э... Да, отпускают, – ответил мальчик, чувствуя, что сегодня он вконец заврался.