Иностранный русский

Шахматова Татьяна

– Простите. – я слегка подвинул женщину, легонько придержав за талию.

– Ничего, – ласково улыбнулась она и протянула на раскрытой ладони сережку в форме маленькой розочки. – Они недорогие. Просто забавный сувенир. Потерялась – может, к счастью.

Я развел руками и улыбнулся ей в ответ.

– Вот грымзы, – сказала Ольга, как только за Зариной Андреевной закрылась дверь. – Осторожнее с этой русалкой, – обратилась девушка уже непосредственно ко мне.

Я пожал плечами. Женщины сорок плюс, пусть даже хорошо сохранившиеся, меня не интересуют. Нечего и обсуждать.

– Зато

ее все интересуют, – проворчала Ольга, словно прочитав мои мысли.

– А где Каролина? – перевел я тему, и Ольга с радостью откликнулась, потому что и сама поняла, что сказала лишнее.

– Отпыхивается где-то.

– Охо-хо, – вдруг вздохнула Эльвира Руслановна, но когда мы повернулись к ней, она смотрела в окно и молчала, мерно постукивая рукой по собственному колену.

– Ни ума, ни фантазии, а сколько гонору… – продолжала Ольга тихо.

– Но Каролина тоже не во всем права, насколько я понял? – наивно поинтересовался я.

Ольга посмотрела на меня как на ненормального:

– Каролина права. Эти курицы тут трудодни отсиживают, а не работают. Они при старой заведующей целыми днями Ваньку пинали, а тут их вдруг делать что-то заставили… Вот и бесятся.

– А почему они не работали при старой заведующей?

Теперь Ольга взглянула так, как будто я сказал, что не знаю, кто такой Чехов или не читал Лотмана.

– Конечно, не работали! Зарина Андреевна – сестра мужа бывшей заведующей, а Валентина Петровна была второй любимой женой нашего московского куратора, родила ему в свое время двоих детей…

– В каком смысле второй любимой?

– В прямом – первая официальная в Москве, а вторая любимая – у нас.

Ольга рассмеялась красивым легким смехом. А я слушал и наслаждался простотой местных нравов.

– Тот московский куратор помер два года назад, а Валентину Петровну нам оставили в качестве живого завещания потомкам, потому что никто не решался отправить ее на пенсию: настолько тот московский товарищ был крут. А может, это была его последняя воля. Короче, никто не знает, и вот Валентина Петровна сидит себе премии годовые по выслуге лет выписывает, коттедж построила, сейчас вот машину внуку покупает. Работать вообще некому.

– Ясно, – пробормотал я. – А Каролина, значит, оскорбляет их серость.

– Это бы они пережили, уверяю тебя, – снова улыбнулась Ольга, продемонстрировав жемчужную ровную улыбку, идеальность которой нарушал только непокорный правый клык, который дерзко смотрел немного в сторону. Как ни странно, выглядело это суперсекси.

– Проблема в другом: Каролина начала приглашать людей со стороны, – охотно продолжала Ольга. – Сначала меня переманила, теперь вот тебя где-то выискала. С тобой вообще вышел целый спектакль. Каролина отказала шурину Валентины Петровны, якобы по причине его непрофильного образования, а тебя, студента, взяла…

Теперь я понял, каким образом у Каролины образовалась резкая нехватка педсостава в начале года: ей навязывали преподавателей из своих, но она взбрыкнула, чтобы не укреплять власть «старого эшелона». Новой заведующей нужны свои люди. Теперь ясно, почему дамы смотрели на

меня грустными, осуждающими и печальными глазами, словно стали свидетелями того, как я отобрал конфету у ребенка, и теперь не очень понимают, как вообще говорить с этим конченым человеком. В сущности, примерно этим в их понимании я и занимался: вместе с Ольгой мы отнимали пропитание у подраставших детей «старого эшелона», который был местами стар настолько, что имелись уже и внуки.

– Ох, Каролина – идеалистка, – неожиданно вмешалась в наш разговор Эльвира Руслановна. – За это я ее и люблю. Сама такая была.

Воцарилась почтительная пауза, но Эльвира Руслановна, кажется, снова сказала все, что собиралась, и молча продолжала смотреть в окно. Ее когда-то красивое лицо до сих пор было интересно той особенной возрастной красотой, которую придают женскому лицу живые умные глаза, любовь к себе и к жизни вообще.

– Почему вы не сказали ничего в защиту методики Каролины на заседании? – поинтересовался я у Эльвиры Руслановны.

Женщина медленно поднялась и плавно прошлась по комнате в сторону кухонного уголка. В свои неизвестно сколько, но явно не восемнадцать, она оставалась стройной, миниатюрной, ее пушистые желто-белые волосы легко приподнимались от каждого движения. Не глядя на меня, Эльвира Руслановна поставила чайник, вытащила из шкафа чашки, сахар, печенье. Разложила ложечки.

– Скажу, когда надо будет, – наконец улыбнулась она. – Идеалистов у нас бьют. Это неизбежно. И вы, Сашенька, не принимайте близко к сердцу. Это всего лишь кафедра, не надо ее воспринимать как всю жизнь. Когда я молодой девчонкой после института впервые пришла в университет, меня тоже старшие коллеги спросили: «Ты как здесь жить с таким характером собираешься?» Знаете, что я им ответила? «Я к вам не жить, а работать пришла. Живу я дома».

Эльвира Руслановна рассмеялась, показывая ровные зубы довольно удачного протеза. Глаза ее озорно блестели в окружении многочисленных морщинок.

– А что за репутационные потери были у Каролины Сергеевны? – спросил я и сразу понял, что попал в точку.

Дамы переглянулись. Эльвира Руслановна провела наманикюренными пальцами в перстнях по волосам. Звякнули ее многочисленные цыганские браслеты.

– Да ерунда на самом деле, – выразилась Ольга. – Развели тут…

Возможно, я выяснил бы что-нибудь еще, но в этот момент дверь открылась, и на пороге появилась сама героиня наших сплетен. Каролина была на взводе. Она отказалась от предложенного чая и нервно прошлась по комнате.

– Вот если бы месяцем раньше, – задумчиво протянула она. – А сейчас – куда я дену эту бабу в погонах? Это же всю нагрузку перекраивать. А лишних часов нет.

На этих словах я нервно подпрыгнул. А Каролина посмотрела сквозь меня и проговорила:

– Надо было нам с вами, Саша, сразу на год контракт делать. Не подумала я о таком раскладе. А сейчас уже поздно: кадры не проведут. Там этот Куликов сидит. Он для своей Анечки наизнанку вывернется.

Эльвира Руслановна подошла к Каролине сзади и легко надавила ей на плечи, заставляя сесть на ближайший стул.