Иной жизни для себя не представляю! Книга первая. Сложности переходного периода

Воронецкий Александр Васильевич

"Ну Юра! Ну пожалуйста! Ну скажи, сколько у тебя было любовниц!" - приставала ко мне женушка, а ее подруга с меня глаз не спускала, надеясь, что я расколюсь.

Вот глупышки! Хотят загнать меня в ловушку, сами того не понимая! Это сейчас у них в голове мысли только о любви и верном и послушном муже рядом! А что будет лет через пять, когда любовные страсти поутихнут, жена знает о твоих любовницах, пусть даже давних, а ты у нее (пока) единственный мужчина? Не захочет ли с ним в этом деле сровняться?

Нет уж, женам лучше быть в приятном неведении, если это возможно. Но и врать лично мне не хотелось.

"Ты меня ставишь в неловкое положение", - начал я придумывать достойный ответ, - "Скажу,

что любовниц не было - может вначале и обрадуешься. А потом задумаешься: как это взрослый мужик до женитьбы обходился без женщин? Он что, больной, или не дай бог извращенец? Или тюхтя-матюхтя? И что от него дальше можно ожидать? Скажу, что любовницы были - если и не сразу, но все равно обидишься. И будешь об этом постоянно вспоминать. Так что, оставайся в счастливом неведении", - Света задумалась, а я тему продолжил, теперь для Любы, - "А что Лешка успехом у девушек пользуется - так это правда, а не его вина. Да он уже и завязывает, жену собирается подыскивать. И, по секрету", - подружкам улыбнулся, - "мне об этом сказал после того, как с тобой познакомился, и ночь вы под звездами погуляли. Он же даже часа не поспал до охоты!"

Света подумала, с серьезным видом, и со мной согласилась:

"И правильно, не говори. Лучше мне ничего не знать, если так получилось, что ничего и не знаю. Только", - улыбнулась, - "опыт у тебя большой был, девушек в себя влюблять, это я по себе хорошо знаю!" А Люба опустила глазки, но с улыбкой: наверное, очень ей понравилось, что Лешка за ум взялся, и о жене задумался. А может, и о скорой встрече с ним подумала - он же собирался на выходной в партию приехать.

Я, кстати, для него и раскладушку достал, на всякий случай, если приедет и негде будет переночевать. Сам то собирался на охоту, на уток. И уже организовалась подходящая компашка, опять на тех же двух Газончиках. Только теперь в новое место, известное Евдокиму, с которым мы самообеспечились дробью и я успел снарядить необходимые пятьдесят патронов. А Игоря Георгиевича и Евдокима - последний поедет в нашем Газоне - я уговорил вернуться в воскресенье домой пораньше, часам к двенадцати. У меня же гостей намечается пол дома.

На этот раз из партии выехали вовремя - имею ввиду наш Газон. Специально начали рабочий день с пяти утра - с главным геологом и Владимиром съездили в поле, сообща посмотрели керн законченных скважин глубоких, потом его же первых коротких. К часу дня в партию успели вернуться.

К озеру добирались по другой дороге, и даже не в сторону отряда. Оно на виду далеко-далеко появилось, но мы остановились раньше, не доезжая с километр, среди песчаных дюн, на берегу круглого и мелкого озерка почти без камыша, но заросшего какой-то водяной травкой, выбросившей мелкие листики на поверхность. Уток не поднялось ни одной, спрятаться на берегу негде. И на кого здесь охотиться? Все как-то скисли, кроме Евдокима - тот вдоль воды пробежался, вернулся довольный:

"Будет утка!" - оглядел всех с улыбкой, - "Пуха и перьев на воде навалом - значит, сюда на ночь прилетает, на кормежку!"

"А сейчас что нам делать?" - поинтересовался Игорь Георгиевич.

"На всех одного озерка маловато", - объяснил Евдоким, - "одна машина здесь останется, а для второй есть такое же, отсюда в паре километров. Давайте решим, кто здесь остается, а кто дальше едет".

"Вы второе озерко знаете - вы туда и едете", - предложил партийский энергетик, командир второго Газона. На этом и порешили.

А то, что было дальше - помнить буду всю жизнь. Подъехали ко второму озерку, накачали одну на всех резинку - собрать после зори сбитых уток. Если такие будут, то деваться им некуда, даже подранкам - вокруг озерка песчаные дюны. На всякий случай

за удачу выпили по стаканчику, пошли устраиваться на берегу кому где понравилось - чахлый камыш кое- где в воде у самого берега торчал.

До захода солнца стояли с тоской и без дела - никаких уток. Это у нас, а где-то далеко-далеко уже вовсю бахали. А потом - большими стаями она начала падать на наше озерко. Без перерыва! Тут то мы устроили канонаду! За полчаса патроны почти у всех кончились! А утка на воду падала и падала, не обращая на нас внимания. Потом, еще по светлому, Евдоким поплыл на резинке собирать добычу - сидевшие на воде живые громадной стаей поднялись и улетели, остались убитые, хорошо видимые. А другие продолжали подлетать и подлетать, но сейчас, увидев на воде лодку, взмывали вверх и отворачивали, наверное на другое озерко. Но, как только Дока подплыл к берегу, снова начали на воду садиться, уже почти не различимые в темноте.

Возле машины посмотрели добычу - по девять уток на охотника. Сварили кондер, выпили за успех, за окружающую нас благодать. Евдоким разделил оставшиеся у него патроны - получилось по четыре на брата. И, расстелив на песочке спальники, в них залезли. Не забыв намазаться жидкостью от комаров, невесть откуда налетевших после захода солнца.

Утром, когда попили чайку и подошли к озерку, оно оказалось сплошь забитым утками. Заметив нас, перестали крякать и замерли без движений. Мы начали расходиться по берегу в разные стороны - утки бесшумно отплывать от него на середину озерка. Потом у одной не выдержали нервы и она с кряканьем начала с воды подниматься. За ней с шумом захлопали крыльями остальные, и над озером от них потемнело небо. По четыре оставшихся патрона мы разбахали за секунды! А дальше тишина, озерко без единой живой утки, дрожащие руки и бухающие как при кроссе сердца охотников. Такие переживания!

Солнце во всей красе только вылезло из-за горизонта, а у нас на воде пять уток и ни одного патрона.. Евдоким за утками сплавал, и каждый начал собирать свои вещи. В восемь уже ехали к другому озерку, где остались наши товарищи. К удивлению, с той стороны за утро мы не услышали ни одного выстрела.

Два километра по барханам - пять минут езды. Возле Газона товарищей тлели угли небольшого костерка, лежали спальники, расстелен брезент с остатками на нем еды и пустыми бутылками. И ни одной души, ни в машине, ни рядом с ней, ни даже на берегу озера. И куда все исчезли? Наш шофер погудел клаксоном, остальные прислушались - в ответ ни звука. Черт те что.

"Может, кабан к озеру вышел, и они за ним побежали?" - предположил Евдоким. Кабаны здесь водились точно, но их следов пока никто не видел.

"Пройдусь вокруг озера, следы посмотрю. Тогда поймем, в какой стороне ребят искать", - Игорю Георгиевичу идея насчет кабана понравилась. Но никуда он не пошел: из-за песчаного бугра метрах в двухстах от нас появилась странная фигура, в одних трусах. Неуверенно ступая и загребая песок босыми ногами, направлялась в нашу сторону.

"Электрик", - определил Евдоким, - "кабан к ним ночью пришел, раз в одних трусах побежал. Только почему без ружья?"

"Грохнул зверюгу, рядом с ним ружье и оставил", - предположил наш шофер.

Фигура в трусах между тем подошла к машинам, и все увидели, что это... или еще пьяный, или с жуткого перепоя, в состоянии, когда человек ничего не соображает и ничего не помнит.

"А где остальные?" - Евдоким попробовал установить контакт с человеком в трусах.

"Ттттам!" - махнул тот в сторону песчаных дюн за спиной.

"А ты почему здесь?" - поинтересовался наш шофер.

"Ззззамерз", - ответила отрусованная фигура. И молча полезла в один из спальников, уже с закрытыми глазами.