Иной жизни для себя не представляю! Книга первая. Сложности переходного периода
Шрифт:
Теперь нужно составить разрез по этим же скважинам не поперек структуры, а вдоль нее. Чтобы понять, как меняется интенсивность изменения пород между ними. Строю продольник - так мы называем такие разрезы. Сразу видно: в правой (на разрезе) скважине породы изменены максимально, в них же небольшой участок ожелезнения по трещинам. В левой изменения средней степени и ожелезнения нет. Вывод: правая ближе к руде, если та все же есть. И надежда теперь на скважину, заданную еще правее. Ну хоть что-то прояснилось!
Декабрь принес разочарование: еще две скважины руду не встретили.
На последнем теперь четыре скважины - это восемьсот метров вдоль изученной структуры. Можно сказать, что здесь руды нет, зато везде есть измененные породы, причем максимально и плюс ожелезнение по трещинам только в одной скважине. Почему? И что делать дальше? Надо ли рядом с лучшей скважиной пробурить впритык еще парочку, с надеждой, что руда будет в них? Могу ли я эти скважины задать сейчас, или же должен повременить и обязательно проконсультироваться с главным геологом, Игорем Георгиевичем?
Уже и пожалел, что взялся за дело, не соответствующее опыту - негоже молодому специалисту ровнять себя со старшим геологом. И очередные скважины задал из тех, что были намечены даже без моего участия.
За два дня до нового года пошел снег, стаять которому суждено весной. Вечером Дока появился с предложением:
"Завтра пороша будет, давай за зайчиками смотаемся!"
"А как? День то у нас рабочий!" - рабочий, только у меня все они ненормированные, и смотаться я могу. А как у Доки? Его начальник - главный инженер партии - мужик вредный, не дай бог с самоволкой попасться.
"Я официально отгул взял, на завтра", - успокоил зайчатник, - "По темному из партии смоемся, нас и не увидит никто!" - это он уже о моей безопасности. Отличный напарник! Я начал замечать, что по многим вопросам мысли у нас очень схожи и текут не пересекаясь. В делах охотничьих ни одного спора между нами не припомню!
По темному на Урале отъехали от партии километров пять, до долины, густо заросшей саксаулом и тамариском. Зайцы в ней всегда водились, об этом мы знали. Но что бы столько! Снег за пол ночи был так истоптан, следы так пересекались и петляли, что распутать их было невозможно. Через пол часа в этом убедились, вначале я, потом Дока, вернулись к мотоциклу, и ... без слов начали на нем устраиваться.
"И что? Пустыми домой поедем?" - поинтересовался главный заводила. У меня же появилась идея, как все же зайчика добыть:
"Едем к краю долины, потом вдоль нее возле самых горок. И следы смотрим только те, что в горки ведут. Почти наверняка туда зайчики на дневку из долины убегают, и следов должно быть не много".
Дока посмотрел на меня, с усмешкой - напридумал тоже!
– но промолчал. И мы начали из саксаула и тамариска
Вдоль них проехали километра два, встретили шесть следов из долины и ни одного назад. Прошлись по ним, по паре сотен метров, и из низких кустов баялыча, позволявших видеть следы метров на двадцать, выгнали шесть зайцев. Которых потом пришлось нести к оставленному мотоциклу. И это к двенадцати часам дня!
"Главное - вовремя ситуацию просекли", - заметил довольный Дока, - "и не стали в этих кустах копошиться!" - кивнул в сторону долины, истоптанной зайцами так, словно они здесь со всей округи собрались и устроили игру в догонялки.
На следующий день среди охотников было много разговоров о первой пороше, но успехом могли похвастаться немногие, причем добывших зайцев не троплением, а выгнавших их случайно, так называемых "шумовых". Меньше надо было ногами, а больше головой мужикам работать!
Часть тридцать вторая.
Новый год встретили у Доки, с его двумя сослуживцами по механическому цеху и их женами. Ребята оказались охотниками - у Доки других не могло и быть, их жены, как и Ниночка, работали в Мирном. Разговоры, пока были трезвыми, пошли на темы охотничьи, но быстро возмутились представители прекрасного пола, и перевели их на темы если и не любовные, то к ним поближе. После чего они же в основном и говорили, а мужики их больше слушали. Кое-как дотянули до одиннадцати. Наконец поступило предложение проводить старый год - мужики тут же дважды разлили по стаканчикам водочку. Все повеселели, а хлопнув под куранты по бокалу шампанского, и поимев в желудках то, что в народе называется "ершом", в момент осмелели - тосты пошли беспрерывно, анекдоты поначалу полегче, потом поядренее. И наконец танцы, каждого с каждой. Остановились часа в четыре, из-за полного отсутствия сил. Но с утра праздник продолжился.
А к концу следующего, уже рабочего дня, из города Уазик привез главного геолога. Игорь Георгиевича меня предупредил, что бы завтра утром я никуда не смылся - вначале посмотрим разрезы по законченным скважинам, а потом съездим на буровые на его Уазике.
Вечером долго не мог заснуть. Как Игорь Георгиевич отнесется к тому, что я нарисовал на разрезах? Вдруг что-то не заметил в керне? Он же и его обязательно посмотрит!
Когда утром шел в камералку, легонький мандраж был. Даже Света это заметила:
"Боишься?" - на крыльце посмотрела на меня с сочувствием.
"Не боюсь, а волнуюсь", - вздохнул в ответ, дверь в камералку открывая.
"Как закончите - пригласи к нам покушать", - имела ввиду Игоря Георгиевича, - "Если не поругаетесь!" - а вот этого только и не хватало!
Волновался я зря. Разрезы главному геологу понравились, особенно продольник с четырьмя законченными скважинами, и подрисованными карандашиком еще двумя, в данный момент находящимися в бурении.
"Отлично смотрится", - успокоил меня оценкой, - "видно, как вдоль главной структуры меняется степень изменения пород, где она максимальная и даже до ожелезнения вдоль трещин доходит", - это в единственной скважине, рядом с которой руда в принципе возможна.