Иноземец
Шрифт:
Теперь началась паника: страх перед новой высадкой, слухи о грядущем нападении на их планету врага, который уже сейчас у них над головой, недосягаемый.
Что могли они подумать об этом явлении, когда нет никаких сообщений от правительства айчжи, что могло им прийти в голову — кроме возобновления Войны, второго вторжения, нового, более жесткого навязывания человеческих обычаев этому миру? Они когда-то уже имели дело с землянами, добывающими себе плацдарм на их территории.
Он завяз в самой гуще кошмара, — стоял без движения, понимал, что охрана Илисиди настороженно наблюдает
Никакого контакта, твердила Гильдия; но этот принцип пал при первом же серьезном испытании. Гильдия уступила, чтобы получить от персонала станции согласие на то, что ей было нужно… Чтобы и дальше добывать средства для поиска Земли, гильдейцы сдались и позволили сбросить на планету первоначальный персонал и оборудование.
И теперь, через двести лет после Войны Высадки, что знает любой землянин в этом мире — кроме этого мира, кроме образа жизни, к которому мы здесь привыкли, да соседей, с которыми достигли хотя бы надежды на взаимопонимание в будущем?
Черт побери, думал он сердито, оскорбленный этим вторжением в небесах, — да и в переговорах Мосфейры с кораблем, как он себе представлял, вряд ли звучит избыток радости.
Обвинения и контробвинения. Обвинения, на которые его контора сможет отвечать с определенным авторитетом, — но когда «Феникс» спросит: «Так где же этот ваш переводчик, где пайдхи-айчжи, какого мнения он придерживается?» — что сможет ответить Мосфейра? «Извините — мы не знаем»?
«Извините — раньше мы никогда еще не теряли его из виду»?
А не могла ли Комиссия, зная то, что она уже знает, понять, что теперь, с появлением в небе этого корабля, им надо бы позвонить в мой кабинет в Шечидане? Или понять, когда они не дозвонятся, что я попал в беду, что наверняка атеви знают о происходящем и сейчас допрашивают меня где-то?
Чертовски верно, Хэнкс знает. Диана Испепели-Врага Хэнкс сейчас принимает от моего имени решения на Мосфейре, потому что со мной нет связи.
Телефон, радио — что угодно, но сию минуту!
— Мне нужно поговорить с моей охраной, — сказал он, — об этом корабле в небе. Пожалуйста, надиин, пошлите кого-нибудь, пусть приведут сюда Чжейго или Банитчи, любого из моего персонала. Я могу поговорить с Сенеди. Или со вдовой.
— Боюсь, это невозможно, нанд' пайдхи. События развиваются очень быстро. Кто-то пошел за вашим пальто и теплой одеждой. Если вы хотите позавтракать…
— Пальто… Куда мы едем, надиин? Когда мы едем? Мне нужен телефон или радио. Мне нужно связаться с моим управлением. Чрезвычайно важно, чтобы они узнали, что я жив и здоров. Кто-то может совершить очень глупые, очень опасные поступки, надиин!
— Мы можем передать вашу просьбу Сенеди, — сказал Гири. — А пока что вода уже горячая, нанд' пайдхи. Чай можно приготовить очень быстро. Завтрак ждет. Мы очень советуем вам позавтракать сейчас. Пожалуйста, нанд' пайдхи. Я лично передам вашу просьбу Сенеди.
Большего от них не добьешься. Снова начал пробирать холод, и этот внезапный приступ озноба и
И если они держат наготове завтрак, а воду на огне с самой твоей встречи с Илисиди, это еще не значит, что они собираются терпеливо ждать целую вечность, пока ты попросишь тебя покормить.
— Хорошо, — сказал Брен. — Давайте завтрак. Но скажите вдове!
Гири исчез. На его месте возник второй охранник, и Брен побрел обратно к камину. Волосы снова растрепались и рассыпались по плечам. Одежда была вся в пыли после подвала. Рубашка разорвалась спереди, где-то по дороге скорее всего, когда он пытался сбежать. Да, не лучший час для землян. Атеви вокруг, хоть тоже не спали всю ночь, словно невосприимчивы к грязи и усталости — косички заплетены безукоризненно, осанка абсолютно прямая. Он поднял ноющие руки, на этот раз обе — потребовалось такое усилие, что он поморщился, — и начал привычными движениями заплетать косу — раз, два, три — лишь бы убрать волосы с лица… Одному Богу известно, что стало с зажимом. Наверное, потерялся где-то на лестнице. Если пойдем той стороной, может, найдется.
Появился слуга, принес тяжелый поднос с завтраком — рыба, сыр, хлеб из муки грубого помола, полчайника крепкого черного чая — и поставил на столике рядом с креслом. Брен взялся за еду с куда большим аппетитом, чем ожидал, — пахло очень хорошо, да и вспоминалось предупреждение Гири, что следующей трапезы в расписании может и не оказаться… а это, вместе с упоминанием, что кого-то послали за пальто, означало, что они намерены каким-то образом вывезти меня отсюда, может быть, через посредство оппозиции в Майдинги… может быть, опираясь на авторитет Илисиди.
Но пробиваться через решительно настроенную толпу — страшненькая перспектива. Придется довериться умению атевийских владык, которые знают, до какой степени можно нажать… Атеви довели это знание до уровня искусства.
И все же возбужденная подстрекателями толпа может отнестись к вдовствующей айчжи без должного почтения. Как понял Брен, Илисиди была на их стороне и лишь этой ночью передумала; и если она попытается ложью или угрозами проложить себе путь через толпу (которую, не исключено, вполне удовлетворило бы убийство пайдхи), может начаться стрельба. Достаточно большая толпа может остановить фургончик.
А в этом случае события последней ночи окажутся лишь слабым намеком на то, что сделают с тобой радикальные оппозиционеры-антиземляне, если попадешь к ним в лапы. Да, если дела пойдут плохо и вы не успеете добраться до самолета, то тебя могут пристрелить еще до конца этого дня, тебя, Илисиди, Бог знает кого еще… и это может оказаться куда лучше, чем если тебя не пристрелят.
Он ел завтрак, пил чай и доказывал себе, что уж Сенеди-то по крайней мере знает, что делает. В этом ремесле человек не доживет до седых волос и не доберется до уровня командования личной охраной персоны такого ранга, как Илисиди, если не обладает определенной тонкостью и хорошим чутьем на то, что можно себе безнаказанно позволить, — из средств как легальных, так и прочих.