Инспектор Антонов рассказывает
Шрифт:
— Вы так считаете?
— А как же иначе? Раз уж твоя биография известна…
— Так вы же сами делали свою биографию известной.
— Ну и пусть! А что я вообще такого сделала? Жила как жила.
— Ну и до чего ж дожила?
— До чего… До того бы и дожила, до чего все доживают, если 6 какой-то типчик не помешал. Я уж почти вышла за Асенова.
— И кто же, по-вашему, этот типчик?
— Откуда я знаю? Знаю только, что все это наверняка дело рук Гелевой. Гелева меня терпеть не может.
— Почему?
— Потому
— Она рассчитывала выйти за него замуж или?..
— Именно замуж! Вообразила, что он по ней сохнет!
— Гм… Некоторые любят зрелых женщин…
— Зрелых, но не перезрелых.
— Ладно, оставим этот вопрос. Расскажите мне поподробнее о ваших встречах с Асеновым в его последний приезд, о вашем разговоре в «Балкане» и, конечно, о последнем скандале. Спокойно, точно и без пропусков.
— Почему не рассказать? Я вам все расскажу. Только найду сигареты. Я бы предложила вам ко<ре, да нет у меня. А хотите коньяку?
— Можно, — отвечаю холодно, подумав, что мысль неплохая. Конечно, мысль эта у Магды соседствует с другой: вспомнить, пока хозяйствует, точные указания Филиппа и вообще повторить домашнее задание.
Хозяйка приносит полную бутылку «Плиски» и две рюмки, наполняет их привычным жестом, снова садится на кушетку, повторяет номер с натягиванием юбки и только после этого закуривает. Потом начинает рассказ, переполненный ненужными подробностями и еще более ненужными отклонениями и не содержащий ничего для меня нового.
— Да-а, — вздыхаю я, делая вид, что не замечаю, как Магда снова наливает мою рюмку. Уж, кажется, опытная девочка, а не понимает, что такие, как я, с двух наперстков не хмелеют. — Да-а. А как, собственно, вы познакомились с Асеновым?
— Ну… не помню точно…
— Как это так? Начало большой любви, встреча с будущим женихом, а вы «не помню точно…». Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить.
Женщина сосредоточенно морщит свой невысокий белый лоб, очевидно, поглощенная не столько воспоминаниями, сколько соображениями, о чем сказать и о чем промолчать. Потому что даже самые подробные предварительные инструкции никогда не могут предусмотреть всех вопросов, возникающих во время разговора со следователем.
— Были мы, кажется, в «Ропотамо» с Филиппом и другими. За соседним столиком сидел Асенов, которого я сначала приняла за иностранца, и смотрел на меня, разинув рот, как будто в жизни не видел женщины. Я тоже посмотрела раз-другой в его сторону. Не потому, что он мне понравился, а потому что у него на руке был массивный золотой браслет, точно у барышни…
— Интересно…
— Ничего интересного, потому что потом я поняла, что это цепочка от часов… только часы он носил, не знаю почему, со стороны ладони, вот цепочка и походила на браслет…
— Ну и что стало с этим браслетом? Подарил он его вам?
— Вы все время интересуетесь моими подарками.
— Просто такой браслет не был найден у Асенова.
Магда
— Потому что он его не носил. Последние два раза, когда приезжал, уже не носил. Сами понимаете, декларации, таможня, лишние волнения…
— Это возможно. А много ли у него было денег при себе?
— Откуда ж мне знать?
— Как «откуда знать»? Каждый вечер были вместе, ходили по ресторанам, он вынимал кошелек, платил.
— Мелкие деньги он вынимал из маленького карманчика.
— А деньги, которые давал вам?
Она пытается возразить, но встречает мой взгляд, замолкает и опускает голову.
— Смотрите, Коева: вы не только бывали с Асеновым каждый вечер в ресторанах, но бывали у него дома, получали от него деньги и не можете не иметь представления о том, какими средствами он располагал.
— Представление я имею, но я же не считала его денег.
— Речь идет не об этом. Не крутите.
— Ну, носил, сколько ему было нужно. Во всяком случае, кошелек его был полон.
— Валюта?
— Валюты почти не было. Я это знаю, потому что просила у него для «Корекома», а он мне не дал.
— Лжете, — замечаю спокойно.
— Зачем мне врать?
— Не знаю, зачем, но лжете. Асенов собирался из Болгарии ехать в Турцию. В паспорте его проставлена турецкая виза. Человек, который собирается в Турцию * не поедет туда без валюты.
— Что же, я украла эту валюту?
— Когда я слушаю, как упорно вы лжете, я могу допустить и это. И потом не забывайте, что у нас наказывают не только за воровство, но и за дачу ложных показаний.
Магда молчит и курит, опустив глаза.
— Не хочется об этом напоминать, — говорю я, — но, поскольку вы меня вынуждаете это делать, пусть будет так: вы хорошо знаете, что досье ваше достаточно объемистое. Только то, что вы последнее время были не очень на виду, отсрочило на время применение к вам санкций закона. Однако сейчас все может измениться. Окончательно и непоправимо. Последний скандал снова ставит вопрос о вашем поведении на повестку дня, а сегодняшняя ваша ложь переполняет чашу моего терпения.
— Господи, чего вам от меня надо?!
— Только не ревите. Вы прекрасно знаете, чего я хочу от вас: правды. А что касается вашего поведения, то это дело других органов.
— Поведение! Поведение! А что такого в моем поведении? Как будто я отца или мать родную убила…
Она неожиданно всхлипывает и начинает рыдать. Я закуриваю новую сигарету, ожидая, когда пройдет буря.
— Одно время я действительно покатилась под горку, — начинает Магда, вытирая слезы и стараясь овладеть собой. — Но это давно прошло. Сейчас единственный мой друг — Филипп…