Инспектор милиции

Безуглов Анатолий Алексеевич

Я, разумеется, отказался наотрез.

Крайнова проводила меня за калитку и с уважением посмотрела на «Урал».

— Шибко резвый у вас мотоцикл. Прямо смерч ка­кой-то.

Я невольно глянул в сторону дубков.

По дороге кто-то скакал. Я сразу понял, что это Чава, и постарался принять равнодушный, спокойный вид.

Подтянутый, ладный, стройный, Чава круто осадил своего коня и спрыгнул на землю.

— Вы извините, товарищ участковый,— начал он, словно сам был виноват в этой истории.— Зверь, а не бык… Насилу воротил назад. Он, наверное, от красного цвета взбесился.

До

меня теперь тоже дошло, отчего рассвирепел бу­гай. Дело в том, что мотоцикл в РОВДе мне выдали яр­ко-красного цвета. Может быть, он предназначался для нужд пожарной охраны, не знаю. Но я был рад и такому.

Да, мне дорого мог обойтись этот красный «конь».

Баба Вера, смекнув, что произошло, заторопилась в хату:

— Доброго вам здравия, товарищ начальник! Завтра, мабуть, зайду. К обеду…

— До свидания,— кивнул я.

А Чава все еще разглядывал мой мотоцикл: все ли в порядке. Значит, и он не на шутку испугался.

— Зайдемте к нам, товарищ младший лейтенант. До­ма говорить удобней.

Я вошел за ним во двор. Дети играли возле палатки. Приглядевшись к ней, я подумал, что это, наверное, ша­тер. Он был сшит из видавшего виды брезента. Значит, много еще цыганского осталось в быту Денисовых…

Сергей вручил поводья молодой женщине и провел меня в хату.

— Мой отец и мать,— представил Чава пожилого цы­гана и цыганку средних лет.

— Мы уже познакомились с товарищем участко­вым,— сказал Денисов-старший.— Присаживайтесь.

Я сел на предложенный стул и огляделся.

Честно говоря, я представлял себе убранство комнат совсем иным. Ожидал увидеть беспорядок, солому на по­лу, как читал в одной книжке про цыган. А здесь все было чисто, уютно: печь с полатями; стол, покрытый цветной скатертью; буфет с фарфоровыми безделушка­ми; железные кровати с кружевными подзорами и фото­графии по стенам. Фотографий было много: небольшие любительские, от заезжих моменталистов, увеличенные портреты и заретушированные так, что родная мать не узнает, овальные, на выпуклых глянцевитых листах, под­крашенные в неправдоподобные цвета.

Что меня поразило, так это подушки. Огромные, в по­ловину кровати, пышные, в ярких наволочках…

— У цыган богатство по подушкам определяется,— сказала мать Сергея, перехватив мой взгляд.— Чем больше подушки, тем больше денег…

— Хватит болтать, Зара! — остановил ее хозяин.— Жя шу самовари [6] .

Цыганка покорно удалилась, и остались одни мужчины.

— А вы здорово ездите на мотоцикле,—похвалил Сергей.— Я, честно говоря, испугался.

— Мог покалечить машину,— ответил я. Надо же бы­ло как-то выкручиваться…

6

 Поставь самовар (цыганск.).

— Мог,— подтвердил Чава.— Весной Выстрел одно­го волка убил. Долбал, долбал — не поймешь, где кости, где мясо. Всю шкуру испортил, сдавать было нечего. Сильный бугай…

— Ничего,— перебил я, — обошлось. Мотоцикл цел — это самое главное…

В то время о мотоцикле

я думал столько же, сколько о прошлогоднем снеге…

— Вы по поводу Ледешихи и бабы Веры? — нетерпе­ливо спросил Сергей.

Вообще цыгане, несмотря на гостеприимство, вели се­бя настороженно, кроме хозяина — он располагал к себе уверенностью и спокойствием. Осанка у него была гор­дая, благородная. Есть такие пожилые люди, которых щадит старческое увядание.

— Крайнева сказала, что завтра повезет свою корову на заготпункт. Так что, думаю, вопрос уладится,—ска­зал я солидно.

— Вообще эта Ледешиха — дурная женщина…

— Читробуй кадэ тэпэнэс пэмануш [7] ,— перебил сына Денисов.— У каждого свои заботы. Худо это или до­бро — судить не нам. Я часто видел таких, которые мно­го красивых слов говорили, а сами думали только о сво­ем кармане… Ты тоже хорош! Зачем грубишь Ледешихе? Она тебе в бабки годится.

Говорил он так, словно сидел сейчас перед ним не участковый инспектор, который приехал расследовать неприятное для его сына дело, а добрый приятель.

7

 Нельзя так говорить о людях (цыганск.).

— Нужна она мне! — Чава сделал резкий жест рукой.

 Денисов-старший повернулся ко мне: — У меня Ледешко тоже была. Я ведь в нашем хуторе как бы штатный советчик и мировой судья — депутат сельского Совета. (Я взглянул на него с удивлением и любопытством, которых не мог скрыть.) Да-да,— за­смеялся цыган,— сам не ведал, что на старости лет сде­лаюсь властью…— Он погладил бороду, усмехнулся че­му-то своему и продолжал: — Ну, я сказал ей, что не сто­ит затевать ссору с соседями из-за чепухи. Не послуша­лась… А Выстрел — действительно редкий бугай. Това­рищ Нассонов, председатель наш, уговаривал Ледешко продать Выстрела колхозу. Хорошие деньги предлагал. Но она уперлась. «Мне, говорит, не резон от своей выго­ды отказываться…»

— А как же у вас получается — в колхозном стаде частная скотина? — спросил я.

— Вот баба Вера сдаст свою Бабочку, как вы говори­те,— ответил Чава.

— Ну, а ваша корова?

Сергей смутился. Но Денисов-старший весело под­мигнул:

— По блату. Как-никак своя рука в стаде.— И серьез­но добавил: — А если без шуток, сами подумайте: одну частную корову куда девать?

Я кивнул головой. И подосадовал на себя за то, что поспешил выказать свою осведомленность.

— А что, эта Бабочка сильно поранила бугая? —пе­решел я на другое.

— Ерунда! — сказал Чава.— Похромал один день.

— Ясно,— кивнул я.— Насчет увечья быка вы можете подтвердить?

— Конечно,— ответил Сергей.—Хоть на бумаге.

— Ну этого пока не требуется,— сказал я.

— А вообще Выстрел все стадо держит вот так.— Сергей показал сжатый кулак.— Можно спать, гулять, от­дыхать — все будет в порядке. Волка, а то и двух одолеет.

— Водятся?

— Были. Но давно что-то не появлялись. Теперь охотников больше, чем зверья.— Чава поднялся.— Я вам еще нужен?